— Вот видишь, ты уже начинаешь мне верить, — торжествовалая.

— Не то, чтобы верить, но совпадение занимательное. В ихвозрасте лучше позаботиться о легкой смерти заблаговременно.

— Ты о чем? — оторопела я.

— О тетках.

— На кой черт мне твои тетки, когда речь идет о масючкиныхгеранях.

— О них и речь. Коль так они хороши, надо бы их взять моимтеткам, только сначала проверим на тебе, чтобы не тащить зря.

Иванова грустно улыбалась.

— Не веришь? — расстроилась я. — А напрасно. Вот заснусегодня и не проснусь от остановки сердца, тогда поверишь, но будет поздно.

— Тогда и возьму гераней в Москву. А если серьезно, чему тутверить? Отравлены они, эти герани, или как? Почему, по-твоему, от них людиумирают?

— Вот это я и хотела бы знать. Это не наши русские герани.Масючка покупала их в какой-то заграничной фирме. Может фирма эта…

Иванова нетерпеливым жестом перебила меня:

— Решила Верочку отравить, а заодно тетю Мару, Власову имоего Фиму.

— С тобой, Иванова, говно тоже неплохо есть. Забегаешьвперед похлеще меня. Никого эта фирма травить не собирается, а твой Фимапострадал вообще по-случайности. Как говорится, пить меньше надо.

— Поаккуратней о покойниках.

— Прошу прощения, но я продолжу о геранях. Здесь есть дваварианта: либо фирма проявила халатность и поставляет цветы, которые случайноядовиты по своим природным свойствам; либо фирма специально (путем селекции)вырастили ядовитые герани и теперь проверяет их возможности на русском народе.

Закончила я свою речь под бурные аплодисменты, устроенныемне Ивановой.

— Браво! Браво, мать, браво. Вижу, ты великолепноподготовилась. Можешь выступать практически перед любой аудиторией и нигде неударишь в грязь лицом. Теперь понятно, что заставляет тебя писать дурацкиекнижки. Болезненная фантазия в сочетании с мифоманией.

Ну как тут не оскорбиться. Иванова, умная женщина,профессор, а прибегает к хамскому автобусному способу подавления в духе: а ещеочки нацепила.

— Хорошо, — сказала я, скрывая обиду, — твоя версия. Хочу еепослушать.

— Нет никакой версии. Каждый умер по собственной инициативе,независимо от гераней. Вера от давней болезни. Фима тоже. Тетя Мара уж не знаюпочему, но думаю, что имела на то основания. Да и что тут удивительного? Всемизвестно: от кардиологических заболеваний умирает каждый четвертый человек.Павел попал под самосвал, а Власова вообще не известно от чего скончалась.Может от самоубийства. Я бы на ее месте еще до рождения повесилась.

Я сдалась. Убеждать Иванову и дальше не имело смысла. Ужя-то ее хорошо знаю.

— Как хочешь. Можешь не верить, но участвовать вэксперименте твой долг, — сказала я, надеясь теперь лишь на ее отзывчивость. —Вдруг герани окажутся ядовитыми, и я загнусь, ты себе этого не простишь.

Иванова рассердилась.

— Слушай, не морочь мне голову, — взорвалась она. — Завтрахороню любимого человека и еду домой. Предстоит осилить два сложныхмероприятия: похороны и дорогу, а ты хочешь чтобы я всю ночь не спала иметалась из своей комнаты в твою?

— Зачем всю ночь? Я же не враз умру. Наверное же сердцебудет останавливаться как-то постепенно.

— Я не кардиолог.

— Зато ты профессор, вот и следи за параметрами моегоорганизма. Прикинь по-умному сколько раз будет достаточно снять показания…

— Какие показания?

— Давление, пульс… Ну уж не знаю как вы там определяетесобирается или не собирается человек дать дуба. В зрачки загляни что ли… Вобщем, на твое усмотрение.

— Уж не волнуйся, найду куда заглянуть, — пригрозилаИванова. — Пойдем, если тебе приспичило.

Мы пошли на улицу. Я достала из багажника последние герани,дала несколько горшков Ивановой, остальные взяла сама. Поставили их в моюкомнату, поближе к кровати.

— Завтра уезжаю, нет в тебе жалости, — бурчала Иванова. —Нет мне от тебя покоя, что за неугомонный ты человек. Такие мероприятия хороши наотдыхе, а не тогда, когда хоронишь каждый день.

— Сама же сказала, что завтра уезжаешь. Кому же кроме тебя ямогу поручить это дело? Впрочем, если так я тебе в тягость, не надо. Придетсядоверить свою жизнь Катерине. Только заснет она на боевом посту, чует моесердце — заснет. Да и не медик она.

В глазах Ивановой появилось смятение.

— Не говори глупостей. Подежурю сама, — сказала она, щупаямой пульс. — Ох, мать, здорова ты, как корова. Мне бы такое сердце.

— Тем лучше для эксперимента, — воодушевилась я. — В случаечего, потом не говори, что я умерла от геморроя.

Иванова закрыла дверь, и я начала спать.

Глава 23

После всех переживаний не сразу это у меня получилось. Долговорочалась, мучилась мыслями, а когда легкая дрема сладко покрыла мое тело, вкомнату с градусником, фонендоскопом и каким-то мешком под мышкой ворваласьИванова.

— Ты еще жива? — громким басом поинтересовалась она. — Давайгрудь, послушаю.

— Уйди, чума! — разозлилась я. — Никакого дела тебе нельзяпоручить! Какая грудь? Я только-только засыпать начала.

— Прошло два часа, — стояла на своем Иванова. — Дляотравления организма это более чем достаточно. Давай грудь.

И я дала. Иванова долго и внимательно вслушивалась, затемповернула меня спиной, затем опять грудью. В конце концов мне надоело.

— Что ты возишься? — возмутилась я. — Нельзя ли побыстрей.Последний сон сейчас слетит.

— Тихо! — гаркнула Иванова. — У тебя хрипы. Надо проверитьлегкие. Приедешь в Москву, сделай флюорограмму.

Конечно будут хрипы, если ползать ночами по мокрой земле, апотом еще мерзнуть в колючем мешке. Хрипы? Да при чем здесь хрипы? Ну как тутне взорваться?

— Ты что, издеваешься? — заорала я. — Я тебя за чем просиласледить? За сердцем, ведь правда? А ты за чем следишь? Причем здесь мои легкие?Ты бы еще почками поинтересовалась и взяла мочу на анализ.

Нормальный человек, увидев, что у меня сдали нервы и услышавкак я ночью кричу, сказал бы: “Тише, людей разбудишь,” — или что-нибудь в этомже роде. Что же делает Иванова? Она открывает рот и вопит голосом, способнымзаглушить паровозный гудок.

— Кто из нас доктор? — вопит она и далее произноситдлиннющую речь, на которую не стоит отнимать ваше внимание. В ней она подробнои очень громко излагает какие органы и в какой последовательности отказываютсяработать при отравлениях. Оказывается легкие и почки в первых рядах. Откудатолько она все это знает?