– Брось, Савьо. Какую кару они могут на меня наслать? Испепелить молнией на месте? Или разверзнуть землю под моими ногами? – Пёс остановился и широко раскинул руки. – Ну так вот он я!

Савьо в ужасе смотрел на друга – писарь бы не удивился, если бы Пёс и вправду прямо сейчас провалился в подземное царство мучений, но высшие силы бездействовали, видимо, предпочтя не обращать внимания на вызов одного из своих созданий. Айзек потряс лохматой головой.

– Боги бессильны. В мире давно царствуют только деньги и сила, всё продаётся и покупается. Лишь воля и решимость самого человека могут хоть что-то изменить. Богам либо нет до нас дела, либо они загуляли и позабыли о своих обязанностях.

Савьо в молчании последовал за Псом. Но спустя некоторое время юноша всё же не выдержал.

– Нет, Айзек, я не согласен с тобой. Я верю в богов, в то, что рано или поздно каждый получит по заслугам. И это помогает мне находить силы, чтобы справляться с невзгодами и двигаться дальше. Я не хочу жить в мире, где всё, как ты сказал, продаётся и покупается. А как же честь? Совесть? Благородство? Любовь? Дружба? Вот ты бы предал меня, Айзек, за пару золотых? Раз всё можно купить, сколько стоишь ты сам?

Пёс остановился и бросил на писаря сердитый взгляд.

– Дело не во мне.

– Нет, в тебе. Дело в каждом. Если каждый решит, что его можно купить, никакие боги не спасут этот мир. – Савьо почувствовал, что на этот раз сумел переспорить упрямого и не любящего признавать чужую правоту Пса. – Так за сколько бы ты продался, Айзек?

Парень нахмурился.

– Тебя бы я не предал. И дело здесь не в количестве золотых.

– Значит, в мире пока ещё правят не только деньги и сила. Покуда у людей есть вера в иные ценности, боги покровительствуют им.

Пёс упрямо помотал головой.

– Боги здесь ни при чём. Это моё решение, а не богов. А вот сам бы я продался – важно лишь, кому и для какой цели. Ну и, разумеется, смотря, что мне за это предложат. – Правда, в голосе Айзека больше не было былой уверенности в собственной правоте – скорее нежелание уступать.

– То есть за хорошую цену или по приказу достойного человека ты бы не остановился даже перед убийством беззащитного ребёнка?

Пёс внезапно побледнел и уставился на Савьо. На лице парня застыл ужас.

– Ты чего, Айзек? Прости, я, наверное, перегнул палку. Я не имел в виду, что ты подлец или…

– Я знаю, – едва слышно прошептал Айзек, – но, похоже, боги всё же слышат нас порой и подают нам знаки…

Пёс покачал головой и уставился в землю.

– Айзек, кажется, я что-то не то сказал, прости меня. – Савьо шагнул к другу и положил руку ему на плечо.

– Как раз наоборот, ты сказал очень даже то. – Пёс поднял на писаря ошеломлённый взгляд. – Такое чувство, что твоими устами говорили боги, что они захотели напомнить мне о моём прошлом, чтобы я не забывался, чтобы отбить мою заносчивость. Так что прекрати извиняться. – Боец опять покачал головой. – Лучше оставим теологические споры, пошли.

Заметно притихший Пёс погрузился в свои мысли, и Савьо не нарушал затянувшегося молчания. Шагая рядом с товарищем, писарь пользовался любой возможностью рассмотреть царившее вокруг них безумие, именуемое рынком. Здесь было столько всего необычного и не виданного ранее, и юноша с жадностью впитывал новые впечатления.

В центре рынка внимание писаря привлекла толпа – люди смеялись и аплодировали.

– Давай подойдём поближе и посмотрим? – Савьо потянул Айзека в ту сторону.

– Наверное, какие-нибудь артисты, – задумчиво проговорил Пёс.

Парни сумели протиснуться сквозь толпу и подобраться довольно близко к центру – внутри круга несколько человек в пёстрых одеждах жонглировали горящими факелами. Время от времени, когда они выполняли особенно сложный трюк или когда факелы взмывали так высоко вверх, что, казалось, поймать их будет уже невозможно, толпа восхищённо вздыхала и принималась бурно аплодировать. Писарь, заворожённый этим красивейшим зрелищем, совершенно позабыл обо всём.

– Савьо. – Стоявший рядом Пёс встревоженно пошевелился и огляделся вокруг. – Идём отсюда, мне это не нравится.

– Тебе не нравится огонь? Но это же великолепно! Подожди меня тогда на площади, я ещё немного посмотрю, и мы пойдём. – Юноша отмахнулся, но от Айзека не так-то легко было отделаться.

Пёс настойчиво потянул Савьо за рукав.

– Нам нужно уходить отсюда. Дело не в огне. Что-то не так. Моё чутьё говорит мне убираться подальше, а я привык ему доверять. – Пёс сделал пару шагов назад и выжидательно посмотрел на друга. – Идём. Пожалуйста.

Это подействовало на Савьо моментально – Айзек не слишком часто просил других о чём-то, тем более таким тоном. Пробравшись сквозь толпу следом за другом, писарь с грустью оглянулся на несостоявшееся развлечение и присоединился к Псу, накинувшему капюшон и нетерпеливо поджидающему его.

– В чём дело, Айзек? Что было не так?

Пёс оглянулся вокруг и натянул на Савьо сползший с его головы капюшон.

– Не светись – твои волосы слишком приметны в этом южном городе. Или ты не видел, как на тебя смотрит полрынка, стоит тебя снять его?

– Нет, – чистосердечно ответил писарь. Он был и вправду сам слишком занят разглядыванием окружающих, чтобы обратить на это внимание.

Пёс только покачал головой и, взяв Савьо под руку, потащил прочь.

– Нам надо срочно выбираться с рынка. Только не беги, – предупредил Айзек мигом всполошившегося Савьо. – Иначе мы точно выдадим себя. Идём в обычном темпе.

– Но с чего ты взял? – прошептал писарь.

Склонившись ближе к другу, Айзек принялся торопливо объяснять, понизив голос до полушёпота:

– Вокруг жонглёров собралась огромная толпа. Это рай для воришек и щипачей. Но я не заметил ни одного. Поверь мне, я бы их увидел, если бы они были там. Да даже попрошаек-мальчишек словно ветром сдуло, хотя день в самом разгаре, а публика уже порядком пьяна. Я вижу этому только одно объяснение: они узнали, что скоро на рынке объявится стража, если она уже не здесь, и поспешили убраться. Даю свой болтливый язык на отсечение, что стража будет счастлива доставить Дьюхазу двух его сбежавших рабов и получить за это вознаграждение.

– Вознаграждение? – удивился Савьо. – За нас назначили цену? Как за преступников?

– Можно и так сказать, – недовольно пробурчал Айзек. – Дьюхаз может себе позволить шикануть. Три золотых за обоих мёртвых рабов и пять – за живых.

Савьо присвистнул:

– Так много!

Пёс помрачнел.

– Думаю, он уже придумал тысячу и одну пытку без смертельного исхода,