Ратагайцы придвинулись к нему, обступили теснее, Варутабезостановочно шевелил губами, определенно повторяя какие-то степные заклинанияот нечистой силы. Табунщики никак не могли считаться опытными волшебниками, но,как это частенько случается с людьми, ведущими вдали от цивилизации самыйпатриархальный образ жизни, много чего ведали по мелочам…

Однако Сварог пока что ничего такого не ощущал, да ипосерьезневшая Грельфи молчала, только извлекла из кармана юбки какую-то сухуюветку и поводила ею перед собой, словно освещала дорогу фонариком.

Они уверенно шагали вперед – по мостикам, то горбатым,крутым, то прямым, узеньким, мимо заросших ряской неухоженных прудов, мимобеломраморных статуй на круглых постаментах, мимо беседок, где когда-то любили,ревновали и страдали – каменные сохранились, а вот иные деревянные пришли взапустение, развалились.

Вот он, наконец – мост с каменными кречетами на перилах.Длиной в каких-нибудь десять уардов. Он вел на островок, а на островкенетронутым возвышался павильон из розового камня, фантазийное сооружение сострельчатыми оконными проемами, высокими крышами и замысловатыми флюгерами. Надвходом красуются каменные лилии, от которых Академия и получила свое название.Двустворчатая дверь приоткрыта – еще с тех времен…

Перейдя мост, Сварог остановился. Сквозь приоткрытую дверьон видел внутри павильона, пронизанного насквозь лунным сиянием, очертаниястаринной мебели и нечто вроде огромной чаши посередине. Стояла совершеннейшаятишина, ни малейшего шевеления вокруг.

– Ну как? – спросил он напряженно. – Чуетечто-нибудь этакое?

– По совести, ничего я не чую, мой король, –сказала Грельфи так же серьезно. – Ни дурного, ни чего хорошего.Фигурально выражаясь, полнейшее безветрие, тишина и покой…

– Вот и прекрасно, – сказал Сварог. – Всеостаются здесь. Если там нет ничего скверного, все и так обойдется, а есличто-то плохое и случится, вряд ли вы меня от него спасете – если накроет, таквсех одинаково…

И он медленно пошел к распахнутым створкам, напрягшийся, каксжатая пружина, готовый ко всему, держа топор на отлете так, чтоб вмиг нанестистрашный удар.

Двери были распахнуты так широко, что он вошел, неповорачиваясь боком, не сгибая руку с топором. Все внутри было залитобледно-золотистым сиянием, так что глазам не пришлось привыкать к темноте, непотребовалось «кошачье зрение».

Он присматривался, стоя в паре шагов от порога. Та огромнаячаша высотой по пояс человеку, судя по вычурным, позеленевшим трубам в центре,была когда-то фонтаном. Внутри павильона не оказалось ни перегородок, ниальковов, одна огромная комната – в былые времена никто тут друг друга нестеснялся. Низкие широкие ложа, изящные столики, до сих пор уставленные посудойи графинами, ковры на полу, вдоль стен мраморные статуи, изображавшиевлюбленные пары в самых разных житейских ситуациях: от робкого ухаживания до яростногонаслаждения друг другом. На всем лежит толстенный слой невесомой, лохматойпыли. Ни следа переполоха, панического бегства, смятения – ни один стул неперевернут, ни один бокал не упал…

Сварог попытался представить здешние раскованные ночи, окоторых немало писали историки, кто с чопорным осуждением, кто с эпикурейскойзавистью и безусловным одобрением. Затейливые струи фонтана, беззаботный звонводы, звуки виолона, разноцветные огни, яркие краски, таинственные колышущиесятени, смех и песни, молодые обнаженные тела в причудливых слияниях, медленныеласки, торжество беззастенчивой юности, и нет никаких запретов… Вот это ложе,несомненно, отводилось когда-то для Дайни, оно выше и роскошнее остальныхотделано.

Движение слева он заметил краем глаза. Развернулся в тусторону, чуть приседая на расставленных ногах, отведя топор. А она уже стоялаперед ним в каких-то трех уардах, не дальше – светловолосая красавица сбездонными синими глазами, в незнакомом ему платье, палевом, оставлявшемточеные плечи обнаженными, с приколотым на груди букетиком фиолетовых«не-тронь-меня». Сварог ее моментально узнал: Дайни Барг собственной персоной,молодая королева, мертвая вот уже сто двадцать пять лет, любившая жизнь во всехее проявлениях, былая хозяйка Латераны… В ней не было сейчас ничегодемонического, она вовсе не походила на призрак, была как живая.

Не было ни страха, ни отвращения. Губы Сварога тронулалегкая улыбка. Он подумал, что они с этой призрачной красавицей, с какойстороны ни подойди, родственники – оба Барги, пусть и не урожденные,нареченные, оба происходили из гланского дворянства. Все гланские фамилии, родыи кланы связаны сложнейшим переплетением браков, кумовства, названного братстваи далекого родства…

Правда, уповать на это не стоило. Нисколечко. Призраки –создания своеобразные и частенько прежние человеческие чувства над ними невластны, вовсе даже наоборот… Так что он не расслабился и не отогнал прежнююподозрительность. Он прекрасно знал, как вести себя в таких случаях, егодавным-давно обучили этому монахи в Шагане, и Сварог отлично все помнил.

Четко и выразительно, ни разу не сбившись, он произнесстаринную формулу:

– Именем Единого Творца, неприкаянная душа! Если ты отГоспода – говори, если от другого – удались!

Не случилось ни того, ни другого – ну, так тоже бываетиногда. Призрачная королева, неотрывно глядя ему в глаза, вдруг двинулась всторону, к стене меж высокими стрельчатыми колоннами, из-под пышного подолаплатья не видно было туфелек, она не шла – медленно отплывала, будто лист, подхваченныйнеспешным порывом ветра. Оказавшись у стены, коснулась ее рукой, задержала натом месте узкую белую ладонь со сверкавшими на пальцах огромными самоцветами,не сводя глаз со Сварога. Ее лицо исказилось мучительной гримасой, словно онаотчаянно силилась произнести хоть слово, но не могла. Сварог внимательносмотрел на нее, опустив топор.

И все равно не заметил, когда она исчезла – на миготвел взгляд, показалось, будто что-то шелохнулось в углу у самого пола –обычная крыса, быть может – а когда вновь посмотрел на то место, королевы ужене было. Он остался один в павильоне.

Раздумывал недолго – такое случается неспроста… Подошел кстене, положил ладонь на то место, где только что белели тонкие пальцыкоролевы, принялся старательно ощупывать прохладную пыльную стену. Гладкийтесаный камень, твердые завитушки золотых украшений, окаймлявших держатели длясветильников…

Он возился довольно долго, пытаясь нажимать все, что дляэтого подходило, пробовал пальцами каждое углубление.

Так и не понял, что именно сейчас сделал, но перед его лицомв толще стены что-то тягуче скрипнуло. Сварог на всякий случай отодвинулся.Скрип не утих, длинный, механический, какой-то удручающий…

Кусок стены, квадрат не толще двух пальцев, откинулся, какдверца, открывая небольшой тайник, в котором лежал плоский сверток. Неколеблясь, Сварог вытащил его побыстрее, пошарил рукой – ничего больше, толькопрохлада полированного камня.