– Ради всего святого, Брут, Делакруа мертв, и этого уже неизменить, а Перси того не стоит.

Был ли уже тогда в моей голове план или хотя бы его начало?Я до сих пор не знаю. И по прошествии стольких лет продолжаю спрашивать себя,но так и не нахожу вразумительного ответа. Я полагаю, теперь это уже не такважно. Хотя я заметил, что есть масса вещей, не имеющих значения, но это немешает человеку задавать вопросы.

– Вы, ребята, обо мне говорите так, словно я колода, –сказал Перси. Его голос все еще звучал потрясение и с одышкой, словно Персиударили под дых и он только-только начинал приходить в себя.

– Ты и есть колода. Перси, – отреагировал я.

– Нет, я бы попросил...

Я едва удержался, чтобы не ударить его, да посильнее. Водакапала с кирпичей тоннеля, наши тени, большие и бесформенные, плясали настенах, словно тени в рассказе Эдгара По о громадной обезьяне с улицы Морг.Гром продолжал грохотать, но здесь он звучал приглушенно.

– Перси, я хочу услышать от тебя только одно: ты повторишьсвое обещание завтра же подать заявление о переходе в Бриар Ридж.

– Не беспокойся об этом, – мрачно произнес он. Он посмотрелна укрытую простынями фигуру на тележке, отвел глаза, потом на секундувстретился взглядом со мной и снова отвел глаза.

– Это будет к лучшему, – сказал Харри. – Иначе тебе пришлосьбы узнать Буйного Билла Джона гораздо ближе, чем тебе хочется. – Он выдержалнебольшую паузу. – Мы позаботились бы об этом.

Перси испугался нас и, наверное, испугался того, что мысможем сделать, когда узнаем о его разговоре с Дже-ком Ван Хэем, о том, как онспрашивал, зачем нужна губка и почему ее всегда смачивают в рассоле, а приупоминании о Джоне в глазах Перси появился настоящий ужас. Я видел, что онвспомнил, как Джон прижал его к решетке и, взъерошив волосы, ворковал на ухо.

– Вы не посмеете, – прошептал он.

– Посмеем, еще как, – спокойно сказал Харри. – И знаешь что?Мне это сойдет. Потому что ты уже показал себя невнимательным к заключенным, Инекомпетентным.

Перси сжал кулаки, а его щеки слегка порозовели.

– Я не...

– Да, некомпетентным, – поддержал Дин, присоеди-няясь к нам.Мы встали полукругом вокруг Перси около ступеней, отрезав ему путь котступлению: сзади была тележка с грузом дымящейся плоти под старой простыней.– Ты только что сжег Делакруа заживо. Что это, если не некомпетентность?

Глаза Перси сверкнули. Он планировал прикрыться незнанием, атеперь понял, что попался в свою же яму. Я не знаю, чего бы он еще наговорил,но тут в тоннель спустился Кэртис Андерсон. Мы услышали его •шаги и немногоотошли, чтобы не выглядело, что мы угрожаем Перси.

– Вашу мать, что все это значит? – проревел Андерсон. –Господи, там же заблевали весь пол! А запах! Я приказал Магнуссону и старомуТут-Туту открыть обе двери, но вонь не выветрится и лет через пять, уж как питьдать! А этот козел Джон еще и поет об этом. Я сам слышал.

– У него что, слух есть, Кэрт? – спросил Брут. Знаете, какможно одной искрой выжечь осветительный газ и при этом не пострадать? Надоподжечь еще до того, как собралась сильная концентрация. Так вот это как разбыл тот случай. Мы сначала с изумлением посмотрели на Брута, а в следующуюсекунду расхохотались. Высокий звук нашего истерического хохота носился помрачному тоннелю, как летучие мыши. Тени качались и извивались на стенах. Кконцу даже Перси присоединился к нам. Потом смех стих, и мы почувствовали себянемного лучше. Почувствовали себя опять нормальными.

– Ладно, ребята, – сказал Андерсон, утирая платком слезы ивсе еще фыркая от смеха, – что, черт возьми, произошло?

– Казнь, – произнес Брут. По-моему, его безразлич-ный тонобескуражил Андерсона, но не удивил меня, во всяком случае не очень. Брутувсегда удавалось быстро переводить стрелки. – Успешная казнь.

– И вы, черт возьми, еще хотите назвать этот аборт припостоянном токе успешной казнью? Господи, да эти свидетели теперь месяц несмогут спать! А тот толстяк, наверное, и целый год!

Брут указал на тележку и тело под простыней.

– Он ведь мертв, так? Что касается ваших свидетелей,большинство из них завтра будут рассказы-вать своим друзьям, что свершилосьвысшее правосудие: Дэл сжег нескольких человек заживо, поэтому все вернулось накруги своя, и он сам сгорел заживо. По крайней мере никто не скажет, что этосделали мы. Они скажут, что это воля Божья, а мы были ее исполнителями. Может,в этом есть доля правды. И знаете, что самое интересное? Просто самый персик?Друзья будут завидовать и жалеть, что их там не было и они ничего не видели. –Произнося последнюю фразу, он поглядел на Перси одновременно с отвращением излорадством.

– А если их перышки слегка растрепались, так что? – заявилХарри. – Они сами пожелали все увидеть, никто их не заставлял.

– Я не знал, что губка должна быть мокрой, – повторял Персимеханическим голосом. – На репетициях она всегда была сухой.

Дин посмотрел на него с явным отвращением.

– Сколько лет ты мочился на сиденье унитаза, пока тебе несказали, что его надо сначала поднять? – проворчал он.

Перси открыл было рот, но я велел ему заткнуться. Кудивлению, он подчинился. Я обратился к Андерсену.

– Кэртис, все просто и ясно – дело испортил Перси, вот чтослучилось. – Я повернулся к Перси, ожидая возражений. Но он не возражал,наверное потому, что понял по моим глазам: лучше, если Андерсон услышит, чтопроизошла глупая ошибка чем узнает, что это были сознательные действия. Крометого, что бы ни говорилось здесь в тоннеле, это все не имело большого значения.В мире Перси Уэтморов важно было то, в каком именно виде попадет информация кбольшим шишкам – влиятель-ным людям. В мире таких, как Перси, важно было то,как это появится в газетах.

Андерсон неуверенно обвел взглядом всех нас пятерых. Он дажепосмотрел на Дэла, но Дэл молчал.

– По-моему, могло быть гораздо хуже, – сказал Андерсон.

– Ты прав, – подтвердил я. – Он мог быть все еще жив.

Кэртис моргнул: такая возможность не приходила ему в голову.

– Мне нужен полный отчет о случившемся к завтрашнему утру. Иникто из вас ничего не скажет начальнику Мурсу, пока я не поговорю с ним.Ладно?

Мы дружно кивнули. Если Кэртис Андерсон хочет сам сообщитьначальнику, что ж, мы не против.

– Если только эти щелкоперы ничего не напишут в своихгазетенках.

– Не напишут, – сказал я. – Даже если попытаются, ихредакторы все вырежут. – Слишком мрачно для семейного чтения. Но они и нестанут пытаться, сегодня не было новеньких. А старые не хуже нас знают, что иногдаслучаются неудачи, вот и все.