– Да, – сказал он. – И ты даже не можешь себепредставить, как трудно бывает довести такого рода вещи до сознания смертных.Но тебя я выбрал не только по этой причине. Ты стал моим избранником не столькопотому, что лучше других способен понять и постичь все, что необходимо, сколькопотому, что идеально подходишь для такой работы.

– Для работы подручным дьявола?

– Именно. Для того чтобы стать, если можно так выразиться,моей правой рукой и заменять меня, когда я слишком устану. Чтобы стать моимпринцем, наследником.

– Но как ты мог так ошибиться? Неужели ты находишь забавнымимои душевные муки, мое самобичевание? Неужели ты полагаешь, что мне нравитсяпричинять зло? И что, видя нечто прекрасное, например лицо Доры, я способендумать о зле?

– Нет, я вовсе не считаю, что тебе нравится причинятьзло, – ответил он. – Во всяком случае не больше, чем мне.

– Не больше, чем тебе? – прищурившись, переспросил я.

– Я ненавижу зло. И если ты не поможешь мне... Если тыпозволишь Богу и впредь действовать по своему усмотрению, то, будь уверен, злоразрушит этот мир до основания.

– Ты хочешь сказать, – медленно произнес я, – чтотакова воля Божия? Что Бог хочет разрушить мир?

– Кому дано это знать?.. – холодно ответил он. –Однако я уверен, что Он и пальцем не пошевелит, чтобы этого не случилось. Равнокак уверен в том, что сам этого не хочу. Но мои действия праведны, в то времякак деяния Господа зиждутся на крови и опустошении, а это чрезвычайно опасно. Иты знаешь, что они именно таковы. Ты просто обязан мне помочь. Я уже говорил,что близок к победе. Однако нынешний век невыносимо тяжел и просто ужасен длявсех нас.

– Ты хочешь уверить меня в том, что не служишь злу?

– Вот именно. Вспомни, о чем спрашивал тебя Дэвид. Онспросил, ощущал ли ты присутствие зла, когда я был рядом. И ты ответил, что неощущал.

– Всем известно, что дьявол искусный лжец и умеет вводить взаблуждение.

– А мои враги искусные клеветники. По сути, ни Бога, ни менянельзя назвать лжецами. Однако... Я и в мыслях не допускал, что ты поверишь мнена слово, и пришел сюда вовсе не для того, чтобы убедить тебя пустымиразговорами. Я возьму тебя с собой, покажу тебе и ад, и рай, а если у тебявозникнет желание, дам возможность побеседовать с Богом – так долго, как Онпозволит и сам ты того захочешь. Не с Богом Отцом, нет, а... Впрочем, ты самвскоре увидишь и поймешь. Но я должен быть уверен в том, что ты будешьдействовать по собственной воле и искренне пожелаешь постичь истину. Что ты самзахочешь отказаться от бессмысленного и бесцельного существования, чтобывступить в смертельную битву за судьбы мира.

Я молчал. Я просто не знал, что ответить. Наш разговор ушелдалеко в сторону от первоначальной темы.

– Увидеть рай? – прошептал я наконец, постепеннопостигая смысл его предложения. – И ад?

– Да, конечно, – спокойно и терпеливо подтвердил он.

– Мне нужна ночь на размышления.

– Что?!!

– Я сказал, что мне нужна ночь, чтобы все обдумать.

– Ты мне не веришь? Тебе нужно какое-то свидетельство,знамение?

– Нет, напротив, я начинаю тебе верить. Именно поэтому ядолжен подумать, взвесить все «за» и «против».

– Но я здесь, чтобы ответить на любой твой вопрос, чтобынемедленно продемонстрировать тебе все, что ты захочешь.

– Все, что я хочу, это чтобы ты оставил меня в покое на двеночи, сегодняшнюю и следующую. Согласись, просьба весьма скромная иобоснованная. Оставь меня в покое.

Он был явно разочарован и даже, возможно, заподозрилкакой-то подвох с моей стороны. Однако я говорил совершенно искренне. И другогоответа дать не мог.

– Неужели тебя можно обмануть? – спросил я.

– Конечно. Я могу положиться только на те способности,которыми обладаю, точно так же, как ты полагаешься на свои. И эти способностиимеют свои пределы. Равно как и ты ограничен в своих. Тебя можно обмануть. Именя тоже.

– А как насчет Бога?

– О-о-о! – недовольно воскликнул он. – Если бы тытолько знал, до какой степени неуместен сейчас твой вопрос! Ты даже непредставляешь, как я в тебе нуждаюсь и как я устал. А Бог... Бог, мягко говоря,выше любого обмана... Ладно. Я дам тебе эти ночи. Не стану тебя беспокоить...преследовать, как ты выражаешься. Но позволь спросить: что ты намерен делать?

– Ну знаешь!.. Либо ты мне даешь эти ночи, либо не даешь.

– Всем известно, что ты непредсказуем.

Он широко улыбнулся, и эта улыбка показалась мне наудивление приятной. И еще одна особенность вдруг бросилась мне в глаза: он былне только на редкость пропорционально сложен, но и вообще не имел ни единоговидимого изъяна – иными словами, образец человека, его совершенное воплощение.

Прочел он мои мысли или нет, но никакой реакции на них непоследовало. Он терпеливо ждал.

– Дора, – напомнил я. – Я должен навестить Дору.

– Зачем?

– Больше я не стану ничего тебе объяснять.

И вновь мой ответ почему-то крайне удивил его.

– Но почему? Если ты намереваешься помочь ей разрешитьнекоторые сомнения, связанные со смертью ее отца, то почему не хочешь сказатьмне об этом? Мне важно знать, какие именно секреты ты готов открыть этойженщине, в какой степени довериться ей. Я просто размышляю о порядке вещей, каклюбит выражаться твой друг Дэвид. О том, что станется с нею, после того как тыуйдешь со мной.

Я промолчал.

– Ну хорошо, – вздохнул он. – Я ждал такого, какты, много столетий. Так стоит ли говорить о какой-то паре ночей? Разве онимогут иметь хоть какое-то значение в такой ситуации? Насколько я понимаю, речьидет фактически уже только о ближайшей ночи. А на закате следующего дня я могувернуться за тобой.

– Все правильно.

– Позволь сделать тебе небольшой подарок. Возможно, онпоможет укрепить твое доверие ко мне. Откровенно говоря, мне сложно определитьуровень твоего восприятия и понимания – слишком уж парадоксален и противоречивтвой характер. Позволь подарить тебе нечто необычное.

– Пожалуйста.

– Мой подарок – можешь назвать его знаком илипредзнаменованием – заключается вот в чем. Спроси Дору о глазе дядюшки Микки.Попроси ее рассказать правду, то, о чем Роджер так никогда и не узнал.

– Звучит как загадка для спиритического сеанса в светскойгостиной.

– Ты так думаешь? Спроси у нее.