Я обратил внимание: пил он изрядно, к последней сдаче почтиусидел в одиночку бутылку виски, но язык у него не заплетался, играл онбезошибочно и при этом был постоянно начеку, если чьи-то пальцы вдругоказывались в опасной от него близости. В случае выигрыша он не забирал банк,пока все до последней фишки не были разменены на наличность или если кто-то порассеянности не делал вовремя ставку. Один раз Дэвидсон поставил свой стаканрядом с его локтем, и Брауэр, отпрянув, едва не расплескал собственный. Бейкерудивленно поднял брови, но Дэвидсон разрядил обстановку.

Перед этим Джек Уайлден заявил, что ему предстоит неблизкаядорога в Олбани и что хорошо бы ограничиться последним кругом. Кругзаканчивался на Френче, который объявил, что сдает по семь.

Я помню эту самую последнюю сдачу так же отчетливо, как своеимя; а спроси вы меня, с кем я вчера обедал и что подавали, я ведь, пожалуй, неотвечу. Вот они, парадоксы возраста. Впрочем, будь вы тогда на моем месте, выбы тоже не забыли.

Мне сдали две червы в закрытую и одну в открытую. ПроУайлдена и Френча ничего не скажу, у Дэвидсона же был туз червей, а у Брауэрадесятка пик. Дэвидсон прошел двумя долларами – пять был потолок, – и всеполучили еще по одной открытой карте. Я прикупил к трем червям четвертую,Брауэр – валета пик к десятке. Дэвидсону досталась тройка, и, хотя, это вряд липоправило его дела, он добавил еще три доллара. «Последняя игра, – веселосказал он. – Не скупитесь, мальчики! Завтра мне предстоит угощать одну даму!»

Нагадай мне кто-нибудь, что эта фраза будет преследоватьменя всю мою жизнь, я бы не поверил.

Френч в третий раз сдал по одной в открытую. Мне для цветаничего не пришло, а вот Бейкер, главный неудачник, составил пару – кажется,королей. Брауэр получил двойку бубен, которая была ему как-то ни к чему. Бейкерсо своей парой поставил пять долларов, максимум, Дэвид не задумываясь поставилеще пять. Остальные поддержали, и Френч в последний раз сдал в открытую. Яприкупил короля червей и оказался с цветом. Бейкер взял к своей паре третьегокороля. Дэвидсон увидел второго туза, и глаза у него заблестели. Брауэрудосталась трефовая дама, и почему он сразу не вышел из игры, я, убей меня Бог,понять не мог: казалось, в очередной раз за этот вечер он оказался ни с чем.

Ставки резко возросли. Бейкер дал пять, Дэвидсон пятьдобавил, Брауэр доставил десять. Со словами: «Ну, с моей парой мне здесь делатьнечего», – Джек Уайлден сбросил карты. Я поставил десять и еще пять. Бейкердоставил и накинул столько же.

Я не стану утомлять вас скучными подробностями. Замечу лишь,что каждый мог трижды пройтись по максимуму, и все мы – Бейкер, Дэвидсон и я –воспользовались этим правом. Брауэр – тот всякий раз просто доставлял, выждавпаузу, когда все уберут руки от денег. А денег уже собралось немало – двести счем-то. И тогда Френч раздал по последней, в закрытую.

Воцарилось молчание, пока все смотрели свои карты, хотямне-то смотреть было не на что, у меня уже была комбинация и, судя по общемураскладу, сильная. Бейкер поставил пять, Дэвидсон увеличил, и мы все погляделина Брауэра. Тот давно снял галстук и расстегнул вторую пуговицу, к щекамприхлынула кровь от выпитого виски, но он оставался все таким же невозмутимым.«Десять… и еще пять», – сказал он.

Я даже сморгнул от удивления: я не сомневался, что онскинет. Ну а с моими картами я, конечно, должен был играть на выигрыш, поэтомуя приплюсовал еще пять долларов. Мы торговались без ограничений, и банк рос какна дрожжах. Я остановился первым, довольный уже тем, что, по-видимому, накажу кого-тос фулем. За мной последовал Бейкер, уже кидавший подозрительные взгляды наДэвидсона с его парой тузов, то на Брауэра с его загадочным пшиком. Как ужеговорилось, Бейкер был слабый игрок, но его хватало на то, чтобы учуять ввоздухе опасность.

Дэвидсон и Брауэр поднимали ставки еще раз по десять, еслине больше. Мы с Бейкером вынужденно отвечали – слишком много было поставлено.Фишки у всех кончились, и поверх груды пластмассовых кругляшек росла горабумажных денег.

– Ну ладно, – сказал Дэвидсон после того, как Брауэр вочередной раз поднял банк, – пожалуй, я раскроюсь. Если это блеф, Генри, то онвам вполне удался. Но я должен вас проверить, да и Джеку предстоит дальняядорога. – С этими словами он бросил пять долларов и повторил:

– Раскроемся.

Не знаю, как другие, а я почувствовал облегчение, неимевшее, кстати, никакого отношения к выложенной сумме. Игра пошла навыживание, и если мы с Бейкером могли себе позволить проиграть, то дляДэвидсона это был вопрос жизни. Он не вылезал из долгов, имея источником доходаскромное наследство, оставленное ему тетушкой. Ну а Брауэр – был ли ему такойпроигрыш по средствам? Не забывайте, джентльмены, на кону стояло свыше тысячидолларов.

Джордж умолк. Его трубка погасла.

– А дальше? – весь подался вперед Адли. – Не дразните нас,Джордж. Видите, мы ерзаем от нетерпения. Огорошьте нас, Джордж. Видите, мыерзаем от нетерпения. Огорошьте нас неожиданным финалом или успокойте.

– Немного выдержки, мой друг, – невозмутимо отвечал Джордж.Он чиркнул спичкой о подошву туфли и принялся раскуривать трубку. Мы напряженнождали, храня молчание. За окном подвывал ветер.

Но вот все уладилось, трубка задымила, и Джордж продолжал:

– Как вам известно, правила покера гласят: тот, кто предлагаетоткрыться, первым показывает карты. Но Бейкер не мог больше выноситьнапряжения, он перевернул одну из своих карт, лежавших лицом вниз, и всеувидели королевское каре.

– У меня меньше, – сказал я. – Цвет.

– Тогда банк мой, – обратился к Бейкеру Дэвидсон иперевернул две карты. У него оказалось каре на тузах. – Отлично сыграно,господа.

И он начал сгребать гору денег.

– Подождите! – остановил его Брауэр. Он не взял Дэвидсона заруку, как мог бы поступить любой из нас, но и одного этого слова былодостаточно. Дэвидсон замер с отвисшей челюстью – у него словно атрофировалисьлицевые мускулы. А Брауэр перевернул все три карты, и обнаружился… флеш-рояль,от восьмерки до дамы. – Я думаю, это будет старше вашего каре.

Дэвидсон покраснел, потом побледнел.

– Да, – неуверенно выдавил он из себя, словно такаяпоследовательность комбинаций была ему в новинку. – Да, старше.

Я дорого бы дал, чтобы узнать, чем был вызван последовавшийзатем жест Дэвидсона. Он ведь отлично знал, что Брауэр терпеть не мог, когда кнему прикасаются; тому было множество свидетельств за этот вечер. Может,Дэвидсон запамятовал, уж очень ему хотелось показать Брауэру (и всем нам), чтодаже такой проигрыш ему по карману и он способен перенести удар стольсокрушительной силы как истинный джентльмен. Я уже говорил вам, что он былэтакий теленок, так что жест был вполне в его характере. Но не забудем: если теленкараздразнить, он может и боднуть. Не убьет, конечно, и кишки не выпустит, ноодним-двумя швами можно поплатиться. Такой поступок тоже был бы в характереДэвидсона.