Теперь осталось лишь наше дыхание.

А под нами лежала планета.

Уже никакой не шар, присыпанная стружками облаковжелто-зеленая равнина – хотя и видно было, как на горизонте она закругляется,уходит вниз. Солнце Нового Кувейта вставало из-за горизонта где-то у нас подногами, и ледяной корпус искрился будто хрусталь.

– Ух ты… – прошептал Лион.

Звезды здесь еще были яркие, колкие, как из космоса. Икапсула шла ровно, без тряски, но что-то подсказывало – мы уже не на орбите, мына посадочном курсе.

– Невесомость – это здорово, правда? – спросил Лион.

Я не ответил. Я даже и не понял сразу, что наступиланевесомость, что мы болтаемся в крошечной ледяной пещерке, закрепленныесмешными травяными веревками. Я смотрел на корабль фагов, который стремительноуходил вперед и вниз, такой крепкий и надежный корабль…

– Тиккирей!

– Чего?

– Ты что, заснул? – Лион завертелся, заглядывая мне в глаза.– Глянь, как круто! Вон Солнце!

– Какое солнце?

– Земное, откуда все люди появились… вон, смотри!

Я посмотрел. Звезда как звезда, ничего особенного.

– Я хочу побывать на Земле, – сказал Лион. – Обязательносъездить в Австралию, в Житомир и в Лондон. А еще я хочу побывать на Эдеме…вон, гляди, это там… нет, не видно, за горизонтом… а где Авалон, видишь?

По-моему, он все-таки немного трусил и поэтому стал болтатьбез умолку. Но я не стал это говорить, и минут пять мы разглядывали созвездия,обсуждая, какие планеты наши, а какие принадлежат Чужим. А солнце НовогоКувейта поднималось все выше и выше, уже приходилось щуриться от ослепительногосияния, заливающего капсулу. Я подумал, что нам не помешали бы темные очки.Даже фаги не могут предусмотреть все.

– Видишь, мы развернулись? – возбужденно выпалил Лион. –Атмосфера тормозит… мы сейчас километрах в пятидесяти… нет, повыше…

– Мы точно успеем сесть?

– Успеем!

Теперь капсула летела, развернувшись донцем вперед. И лед нанижней стороне капсулы мутнел, оплавлялся. Нестерпимый солнечный свет ослаб,словно пропущенный сквозь матовое стекло.

Наверное, фаги на самом деле не ошибаются.

Невесомость исчезла – так же незаметно, как и появилась. Насприжало к циновкам. Вначале слабо, потом – словно на нормальной планете.

– До четырех «g» будет, – сообщил Лион. Зачем – непонятно, яи сам это знал. Нас проверяли на перегрузку.

– Скорей бы…

– Перегрузка?

– Да сесть бы скорее!

Нас придавливало все сильнее и сильнее. Потом я почувствоваллегкую вибрацию. И свет стал ярче, только уже не солнечный, а с каким-торежущим глаза красноватым оттенком.

– Все, вошли в атмосферу, – прошептал Лион.

Я повернул голову, посмотрел на донце капсулы. Оно совсемпомутнело, но все равно было видно пламя – будто пышная огненная подушка,пляшущая перед нами. Пламя переливалось, обтекало капсулу, трепетало. За намиуходил вдаль короткий огненный сполох.

– Не… не засекут? – спросил я. Было страшновато. Всегополметра тающего льда отделяло нас от плазменного облака!

– Не должны, мы специально в зоне рассвета садимся, –ответил Лион. – Здесь активное солнце… помехи на радарах, и на глаз тоже труднозаметить…

Свет начал угасать, и снова вернулась невесомость. Это былпервый рикошет – мы скользнули по атмосфере, гася скорость, отскочили, будтоплоский камешек от поверхности воды, и начинали новый спуск.

– Страшно, – признался я, даже сам удивившись своим словам.– Лион, тебе что, совсем не страшно?

Он ответил не сразу, но все-таки неохотно буркнул:

– Есть немного…

Вокруг капсулы снова расцветало пламя. На этот раз тряскабыла куда сильнее, капсула вибрировала, будто старая машина на плохой дороге. Иперегрузка была посильнее.

И снова на несколько минут капсула выскользнула изатмосферы, готовясь к последнему «нырку».

– Тиккирей… – Лион повернулся ко мне. – Знаешь, что я сейчасподумал? Вот найду я родителей… приду к ним… а они меня не узнают.

– Да с чего бы?

Он засмеялся. Но лицо у него осталось невеселое.

– Вот у меня сон прошел, и я понимаю, что это только сон… Акак у них? Может быть, они верят, что этот сон – взаправду? Тогда они думают,что их сын Лион вырос давным-давно. А мне скажут: «Мальчик, ты, наверное,болен».

– Родители никогда так не скажут.

– Думаешь? – небрежно спросил Лион.

– Точно.

– Ну им же мозги промыли…

– Все равно. – Я постарался говорить увереннее. – Можетбыть, твой братишка тебя не узнает. Или сестренка. А родители узнают.

Кажется, Лион успокоился. Улегся поудобнее – вновьнакатывала тяжесть. Сказал:

– А ведь малышам не могло то же самое сниться. Ну как бы онивсе поняли? Значит, для них был свой сон. Детский. Такой, чтобы всякиезверюшки, детские приключения… Наверное, в мультиках своя программа была.

– Найти бы того, кто все это сделал, – пробормотал я.

– И голову оторвать. Обязательно найдем, – кровожаднопообещал Лион. – Только бы сесть хорошо…

Он тоже боялся…

Третий вход в атмосферу был последним. Теперь перегрузка придавиланас по-серьезному, так что не пискнуть. Воздух вокруг капсулы превратился всплошной огненный клубок. Капсула тряслась и трещала, лед шел какими-торазводами… это выплавлялись лишние участки, чтобы получились лопасти, я знал,но все равно было жутко.

А потом огонь угас, перегрузка отпустила, и мы увидели подсобой планету. Уже совсем по-обычному, будто с самолета. Капсула скользила ввоздухе, плавно снижаясь, но пока вовсе не собиралась вращаться.

– Мы еще высоко, – предположил Лион, угадав, о чем я думаю.– Или…

Уж не знаю, что за «или» могло быть. Нам повезло. Лионпривстал, разглядывая поверхность через боковые стенки, а не через матовоеднище, капсула качнулась – и плавно закружилась.

– Ура! – завопил Лион. – Заработало!

Сейчас наша капсула уже не была такой аккуратной линзой, какраньше. Сверху и снизу часть льда выплавилась, испарилась, так что по форме онастала словно семечко клена. И мы внутри ледяной крыльчатки вращались всебыстрее и быстрее…