– Ничего вы не понимаете, – отчаянно крикнулаона. – Вы не знаете, что они со Мной делали. И все время смеялись,обзывали свиньей и вонючкой, а я... я плакала, боялась, что убьют... – Онадышала тяжело, с хрипом, я протянула ей воды, она жадно выпила и вернула мнестакан.

– Как ты оттуда выбралась? – спросила я.

– Они пришли... Я подумала, что, если они опять начнут,я вырвусь и разобью себе голову о стену. Я бы смогла, честно. Я тогда хотелаумереть. И сегодня хотела, но испугалась. Но они... они были какие-то напуганныеили нервничали очень. Саша подошел и сказал:

«Слушай, пигалица, если ты кому-нибудь про нас пикнешь, мытебя собакам скормим. По частям. И смотреть заставим, как собаки будут грызтьтвои титьки».

Они бы так и сделали, я знаю. «Сдохнешь в страшных мученияхи никакой папа тебя не спасет». А потом натянули мне на голову мешок и повеликуда-то. Там лестница была, я споткнулась и упала, поэтому и подумала, что мы вподвале. Потом меня в машину посадили, и мы поехали. Я не верила, что ониотпустят меня.

Мешок сняли и вытолкали меня из машины, на площади. Самиуехали.

– Ты на номер машины внимания не обратила?

– Нет. Я... я не верила, что меня отпустили, ивообще... ничего не соображала. Стояла и не знала, что делать. Тут этот дядькана такси чуть не сбил меня. Сначала наорал, потом домой отвез.

– О Юле они ничего не говорили?

– Нет. Я думала, может, она сбежала, ну, из машины,пока нас в этот подвал везли. Позвонила ей... Когда она в школу не пришла, я...Я поняла: они ее убили. Я не знала, что делать. Светке все рассказала,Коршуновой. Она велела молчать, потому что парни эти – бандиты и обязательноубьют, раз обещали. Юле все равно не поможешь. Она сказала, что в милициюсоваться бестолку. Мы с парнями сами поехали, пьяные были, скажут, что сами ивиноваты... Только заставят все это рассказывать, весь город узнает. Что мнетеперь делать, что? – всхлипнула она.

– Жить, – вздохнула я. – У тебя есть папа итетя Ира, которые тебя любят. Если ты не захочешь жить, им будет очень плохо. Язнаю, как глупо это звучит, но на самом деле все забывается, так уж устроенажизнь. Пройдет время, и ты успокоишься. Тут просто надо потерпеть. Ты жива, иэто главное. Честное слово. – Я злилась на себя, потому что не знала, чтои как ей сказать, никакие слова тут не помогут. Легко уговаривать потерпеть.Как, если перед глазами эти подонки и жизнь уже исковеркана, по-настоящему неуспев начаться. Но жить-то надо. И сказать что-то надо, вот я и сказала.

– Мне придется все это в милиции повторять? –жалобно спросила она. – Дядькам?

– Надеюсь, что нет. Может быть позже, когда ты немногоуспокоишься. Тебе надо рассказать тете Ире о своей болезни. Без родителей ты несправишься. Они тебя любят и обязательно помогут.

– Я не могу... Лучше вы, ладно?

– Хорошо.

Я поднялась и направилась к двери. Ирина ждала меня в холле,взгляд у нее был затравленный, рука на животе, точно она искала защиты в тойновой жизни, что была в ней. Я мысленно чертыхнулась, думая о том, что придетсясказать ей.

– Ну что? – спросила она с мукой.

– Девочке понадобится психолог. И врач. Одну ееоставлять нельзя. Наймите сиделку. Она должна быть под присмотром.

– Да... конечно. Но что она вам рассказала?

Проще было дать ей прослушать запись, но, учитывая ееположение, это далеко не лучший выход.

– Ее изнасиловали. К тому же заразили сифилисом. –Женщина качнулась, я испугалась, что она рухнет в обморок, но она лишь издаласлабый стон.

– Боже мой...

– Вам необходимо будет написать заявление, если вырешите...

– Если мы решим? – перебила она. – Чтозначит, если мы решим? Вы предлагаете оставить это злодейство безнаказанным?

– Я предлагаю пожалеть ребенка. А безнаказаннымзлодейство не останется. Они не только насильники, но скорее всего и убийцы. Влюбом случае решать вам.

Я торопливо простилась. Стоило мне покинуть подъезд, как появиласьСвета.

– Поговорили? – спросила она тихо. – Она вамвсе рассказала? – Я молча кивнула, она по-детски потерла нос. – Каквы думаете, меня к ней пустят?

– Думаю, она нуждается в друзьях.

– Эта Ирина вроде ничего, хоть Катька ее и не жалует.Пойду попробую. – Она махнула мне рукой и пошла к двери. Я же поехала кВешнякову.

Сказать, что на душе у меня было скверно, значит, здоровоприукрасить действительность. Видно, что-то такое отразилось на моейфизиономии, потому что Артем, против обыкновения, обошелся без шуточек и сразуспросил:

– Скверные новости?

Я включила диктофон и вышла из кабинета, слушать все этовторой раз у меня не было сил. Я стояла у окна и грызла мундштук, Артемприоткрыл дверь и буркнул:

– Заходи.

Я вошла, села, и мы немного помолчали.

– Да-а, – наконец протянул он, – подходящаяистория для воспитания подрастающего поколения. Или для газеты «Криминал». Чеготы злишься? Я пытаюсь разрядить обстановку.

– Плохо получается.

– Знаю. Ладно, оставим эмоции и подумаем. Предположим,все это правда. Девчонке не привиделось в кошмаре...

– Сифилис точно не привиделся.

– Черт... на меня-то чего ты злишься? Я бы этихублюдков... с души воротит. Хочешь водки, у меня есть.

– Не хочу. Излагай дальше.

– Была ли Юля в этом подвале, то есть где-то по соседствуили нет, вопрос открытый. Предположим, что была. Парни отлучались, и оченьвозможно, что в это время занимались ею. Так вот, почему одна девочка погибла,а другую они отпустили?

– Увлеклись своими дикими играми и немного нерассчитали Девочку задушили... Возможно, такой цели у них не было и этополучилось как-то... случайно. – Слово я нашла дурацкое и поморщилась.

– Значит, два придурка решили поразвлечься, подобралидевчонок, одну задушили, другую запугали...

Чепуха, – сказал Артем.

– Что? – нахмурилась я.

– Все.

– По-твоему, она фантазирует?

– Нет, конечно. Не забывай, в опоре моста три трупа.Девушка и два парня, забитые до смерти. Маньяки у нас какие-то разносторонниеполучаются.