– Стоит криво. Сейчас бумажку подложу, – засуетился младшийофицер.

И действительно сунул под ножку свернутый листок бумаги.

Князь наблюдал, позевывая.

– Ох, устал я. Третья дивизия за сегодняшний день.

Дверца шкафа едва заметно качнулась.

– Так остались бы, господин подполковник. Сейчас я вас свожупо всем постам, потом поужинаем и переночуйте. Я вам койку уступлю, а самгде-нибудь в штабе пристроюсь.

– Рад бы, да не могу. Мне к ночи в 26-ую нужно. Эх, кабы вбаньке попариться – я б как новенький сделался.

И снова дверца шевельнулась. Романов кивнул ей: понял.

– Это я легко устрою. У нас офицерская баня простозамечательная. Никого не будет, я позабочусь. А планшет ваш сам посторожу.Распорядиться, чтоб истопили к нашему возвращению?

Начальник оживился.

– В самом деле? Тогда вот что. Долго рассусоливать синспекцией не будем. Что нам друг перед дружкой комедию ломать? Я и так ужпонял, что декорации у вас на участке основательные и таинственности вынапустили достаточно. Часик покатаете меня – и назад. Поспеет баня за час?

– Гарантирую!

Начальник управления громко и фальшиво орал боевую песню провещего Олега, собирающегося отомстить неразумным хазарам. Вопли прерывалиськряканьем, когда князь поддавал на раскаленные камни кипяточку.

– Эй, Романов! Вы на месте? Никуда не отлучайтесь!

– Так точно, я здесь, господин подполковник! – И шепотом. –Да быстрее вы, быстрее!

Петренко, не обращая внимания на нервные призывы, спокойнощелкал затвором портативной фотокамеры.

– Господи, восьмой лист вы уже сняли! Зачем вам всеостальные? – шипел Романов.

– Для порядка…

– «Из темного леса навстречу ему идет вдохновенныйкудесник!» – блаженно орал князь. – Романов, не в службу, а в дружбу.Пройдитесь-ка мне по спине веничком. Только планшет там не оставляйте!

– Ладно, хватит. – Обер-лейтенант уложил карты обратно –точь-в-точь как они лежали. – Ступай, Лёшик. Певец во стане русских воиновзовет. Ты у меня умничка.

Все время одна и та же пошлая комедия, вяло думал Алеша.Один и тот же немудрящий набор приемов: подглядеть, подслушать, прикинуться,залезть в постель, залезть в душу. Пиф-паф, ой-ё-ёй, умирает зайчик мой…

Но когда входил в парилку, покачнулся и был вынужденупереться в стену. Вновь увидел перед собой широко открытый, еще живой глазВаси Калинкина.

Подполковник лежал на животе, громогласно выводил припев:

Так громче музыка, играй победу!

Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит!

Так за царя, за родину, за веру…

Великое и триумфальное наступление, длившееся три месяца,еще продолжалось, но из-за исчерпанности резервов начинало выдыхаться. Однако ите результаты, которых удалось достичь Юго-Западному фронту, превзошли самыеоптимистичные ожидания Ставки.

Истинное направление удара открылось за двое суток до начала– когда в расположение «швейцарской» дивизии, на заранее подготовленныепозиции, была переброшена тяжелая артиллерия, а траншеи наполнились стрелками.Внезапная концентрация войск застала врасплох австрийское командование – всепоследние недели оно скрытно стягивало резервы к участку фронта, расположенномув 300 километрах отсюда. На грузовиках, на конной тяге стали перебрасывать кслабо защищенному участку всё, что было поблизости, но за 48 часов кроме пехотыда пулеметов ничем существенным усилиться не смогли.

22 мая, на рассвете, земля затряслась от разрывов крупногокалибра. Мощная артподготовка продолжалась два часа. Когда она стихла,австрийские траншеи наполнились живой силой, но русские в атаку не пошли.Вместо этого грянула вторая волна орудийного обстрела. Пехотинцы, неся потери,отхлынули на запасные рубежи. Когда, после затишья, вернулись, пушки открылиогонь в третий раз. Никогда еще у русских не бывало сосредоточено в одном местетакого количества стволов и такого запаса снарядов. Главюгзап решил потратитьпочти весь боезапас в первый день, чтобы обеспечить максимальную эффективностьпрорыва. И ему это удалось…

И вот на исходе августа по пыльной Владимиро-Волынскойдороге, прижимаясь к обочине, полз открытый штабной «рено». Позади шоферасидели два офицера. Один, в чине подполковника, постарше. Второй, с однимпросветом и двумя звездочками, еще совсем молодой. Жаться к краю приходилосьиз-за того, что навстречу сплошным потоком брели пленные. Конца колонне было невидно. Раненых австрийцев везли на телегах.

– Поздравляю, Лёша, – говорил подполковник младшемутоварищу. – Первый случай на моей памяти, чтоб в контрразведке «Георгия» дали.Я боялся, завернут представление. Но главком настоял. От души поздравляю,честное слово!

Он с завистью поглядел на новенький крестик, что посверкивалбелой эмалью на груди подпоручика. Ехали из штаба фронта, с торжественнойцеремонии награждения. Сам-то начальник получил всего лишь шейного«станислава», но признавал, что подпоручик увенчан по заслугам.

– Спасибо, – безразлично ответил Романов.

Еще недавно он был бы на седьмом небе от такого отличия, нос апреля месяца Алексей не улыбался и плохо спал по ночам. Иной раз дажезавидовал кошмарам Козловского – лучше уж видеть во сне веснушчатого мальчишку,чем ужасное лицо, на котором один глаз мертвый, а второй еще живой…

– Надоел ты мне со своей постной рожей, – пожаловался князь.– Слушай, я тебя долго не трогал. Понимаю же: человеку нужно время, чтоб послетакого прийти в себя. Но ты, по-моему, решил навечно в чайльд-гарольдызаписаться.

– При чем тут Чайльд-Гарольд? – Романов пожал плечами. – Яубил раненого товарища. Очень романтично.

– Дурак ты! Не убил, а добил. Он все равно умирал, мучился.Я бы на его месте, может, сам тебя попросил! Это во-первых. А во-вторых, он жене зря погиб. Он своей смертью какое дело спас! Ведь это всё благодаря ему,благодаря тебе…

Подполковник обвел рукой запруженное шоссе.

– Не знаю… – Алексей схватился за виски. Снова вступилметаллический звон – тот самый, что первый раз раздался у него в голове тогда,в березовой роще. – Я всё думаю. Нет на свете ничего такого, никаких причин,из-за которых можно взять и выстрелить в лицо товарищу, который ждет от тебя…ну, если не помощи, то хотя бы жалости. Или последнего «прости»…