Тут что-то дунуло в лицо бывшему сборщику и что-тозашелестело у него под ногами. Дунуло еще раз, и тогда, открыв глаза, Левийувидел, что все в мире, под влиянием ли его проклятий или в силу каких-либодругих причин, изменилось. Солнце исчезло, не дойдя до моря, в котором тонулоежевечерне. Поглотив его, по небу с запада поднималась грозно и неуклонногрозовая туча. Края ее уже вскипали белой пеной, черное дымное брюхоотсвечивало желтым. Туча ворчала, и из нее время от времени вываливалисьогненные нити. По Яффской дороге, по скудной Гионской долине, над шатрамибогомольцев, гонимые внезапно поднявшимся ветром, летели пыльные столбы. Левийумолк, стараясь сообразить, принесет ли гроза, которая сейчас накроет Ершалаим,какое-либо изменение в судьбе несчастного Иешуа. И тут же, глядя на нити огня,раскраивающие тучу, стал просить, чтобы молния ударила в столб Иешуа. Враскаянии глядя в чистое небо, которое еще не пожрала туча и где стервятникиложились на крыло, чтобы уходить от грозы, Левий подумал, что безумно поспешилсо своими проклятиями. Теперь бог не послушает его.

Обратив свой взор к подножию холма, Левий приковался к томуместу, где стоял, рассыпавшись, кавалерийский полк, и увидел, что там произошлизначительные изменения. С высоты Левию удалось хорошо рассмотреть, как солдатысуетились, выдергивая пики из земли, как набрасывали на себя плащи, какконоводы бежали к дороге рысцой, ведя на поводу вороных лошадей. Полк снимался,это было ясно. Левий, защищаясь от бьющей в лицо пыли рукой, отплевываясь,старался сообразить, что бы это значило, что кавалерия собирается уходить? Онперевел взгляд повыше и разглядел фигурку в багряной военной хламиде,поднимающуюся к площадке казни. И тут от предчувствия радостного концапохолодело сердце бывшего сборщика.

Подымавшийся на гору в пятом часу страданий разбойников былкомандир когорты, прискакавший из Ершалаима в сопровождении ординарца. Цепьсолдат по мановению Крысобоя разомкнулась, и кентурион отдал честь трибуну.Тот, отведя Крысобоя в сторону, что-то прошептал ему. Кентурион вторично отдалчесть и двинулся к группе палачей, сидящих на камнях у подножий столбов. Трибунже направил свои шаги к тому, кто сидел на трехногом табурете, и сидящийвежливо поднялся навстречу трибуну. И ему что-то негромко сказал трибун, и обаони пошли к столбам. К ним присоединился и начальник храмовой стражи.

Крысобой, брезгливо покосившись на грязные тряпки, бывшиенедавно одеждой преступников, от которой отказались палачи, отозвал двух из нихи приказал:

– За мною!

С ближайшего столба доносилась хриплая бессмысленнаяпесенка. Повешенный на нем Гестас к концу третьего часа казни сошел с ума отмух и солнца и теперь тихо пел что-то про виноград, но головою, покрытойчалмой, изредка все-таки покачивал, и тогда мухи вяло поднимались с его лица ивозвращались на него опять.

Дисмас на втором столбе страдал более двух других, потомучто его не одолевало забытье, и он качал головой, часто и мерно, то вправо, товлево, чтобы ухом ударять по плечу.

Счастливее двух других был Иешуа. В первый же час его сталипоражать обмороки, а затем он впал в забытье, повесив голову в размотавшейсячалме. Мухи и слепни поэтому совершенно облепили его, так что лицо его исчезлопод черной шевелящейся массой. В паху, и на животе, и под мышками сидели жирныеслепни и сосали желтое обнаженное тело.

Повинуясь жестам человека в капюшоне, один из палачей взялкопье, а другой поднес к столбу ведро и губку. Первый из палачей поднял копье ипостучал им сперва по одной, потом по другой руке Иешуа, вытянутым ипривязанным веревками к поперечной перекладине столба. Тело с выпятившимисяребрами вздрогнуло. Палач провел концом копья по животу. Тогда Иешуа поднялголову, и мухи с гуденьем снялись, и открылось лицо повешенного, распухшее отукусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое лицо.

Разлепив веки, Га-Ноцри глянул вниз. Глаза его, обычноясные, теперь были мутноваты.

– Га-Ноцри! – сказал палач.

Га-Ноцри шевельнул вспухшими губами и отозвался хриплымразбойничьим голосом:

– Что тебе надо? Зачем подошел ко мне?

– Пей! – сказал палач, и пропитанная водою губка на концекопья поднялась к губам Иешуа. Радость сверкнула у того в глазах, он прильнул кгубке и с жадностью начал впитывать влагу. С соседнего столба донесся голосДисмаса:

– Несправедливость! Я такой же разбойник, как и он.

Дисмас напрягся, но шевельнуться не смог, руки его в трехместах на перекладине держали веревочные кольца. Он втянул живот, ногтямивцепился в концы перекладин, голову держал повернутой к столбу Иешуа, злобапылала в глазах Дисмаса.

Пыльная туча накрыла площадку, сильно потемнело. Когда пыльунеслась, кентурион крикнул:

– Молчать на втором столбе!

Дисмас умолк, Иешуа оторвался от губки и, стараясь, чтобыголос его звучал ласково и убедительно, и не добившись этого, хрипло попросилпалача:

– Дай попить ему.

Становилось все темнее. Туча залила уже полнеба, стремясь кЕршалаиму, белые кипящие облака неслись впереди наполненной черной влагой иогнем тучи. Сверкнуло и ударило над самым холмом. Палач снял губку с копья.

– Славь великодушного игемона! – торжественно шепнул он итихонько кольнул Иешуа в сердце. Тот дрогнул, шепнул:

– Игемон...

Кровь побежала по его животу, нижняя челюсть судорожнодрогнула, и голова его повисла.

При втором громовом ударе палач уже поил Дисмаса и с теми жесловами:

– Славь игемона! – убил его.

Гестас, лишенный рассудка, испуганно вскрикнул, лишь толькопалач оказался около него, но, когда губка коснулась его губ, прорычал что-то ивцепился в нее зубами. Через несколько секунд обвисло и его тело, сколькопозволяли веревки.

Человек в капюшоне шел по следам палача и кентуриона, а заним начальник храмовой стражи. Остановившись у первого столба, человек вкапюшоне внимательно оглядел окровавленного Иешуа, тронул белой рукой ступню исказал спутникам:

– Мертв.

То же повторилось и у двух других столбов.

После этого трибун сделал знак кентуриону и, повернувшись,начал уходить с вершины вместе с начальником храмовой стражи и человеком вкапюшоне. Настала полутьма, и молнии бороздили черное небо. Из него вдругбрызнуло огнем, и крик кентуриона: «Снимай цепь!» – утонул в грохоте.Счастливые солдаты кинулись бежать с холма, надевая шлемы. Тьма накрылаЕршалаим.