– Видите ли, доктор, у нас случай массового какого-то гипноза...Так вот, необходимо... – он не докончил фразы, стал давиться словами и вдругзапел тенором:

Шилка и Нерчинск...

– Дурак! – успела выкрикнуть девица, но не объяснила, когоругает, а вместо этого вывела насильственную руладу и сама запела про Шилку иНерчинск.

– Держите себя в руках! Перестаньте петь! – обратился докторк секретарю.

По всему было видно, что секретарь и сам бы отдал чтоугодно, чтобы перестать петь, да перестать-то он не мог и вместе с хором донесдо слуха прохожих в переулке весть о том, что в дебрях его не тронулпрожорливый зверь и пуля стрелков не догнала!

Лишь только куплет кончился, девица первая получила порциювалерианки от врача, а затем он побежал за секретарем к другим – поить и их.

– Простите, гражданочка, – вдруг обратился ВасилийСтепанович к девице, – кот к вам черный не заходил?

– Какой там кот? – в злобе закричала девица, – осел у нас вфилиале сидит, осел! – и, прибавив к этому: – Пусть слышит! Я все расскажу, –действительно рассказала о том, что случилось.

Оказалось, что заведующий городским филиалом, «вконецразваливши облегченные развлечения» (по словам девицы), страдал маниейорганизации всякого рода кружков.

– Очки втирал начальству! – орала девица.

В течение года заведующий успел организовать кружок поизучению Лермонтова, шахматно-шашечный, пинг-понга и кружок верховой езды. Клету угрожал организацией кружка гребли на пресных водах и кружка альпинистов.

И вот сегодня, в обеденный перерыв, входит он, заведующий...

– И ведет под руку какого-то сукина сына, – рассказываладевица, – неизвестно откуда взявшегося, в клетчатых брючонках, в треснутомпенсне и... рожа совершенно невозможная!

И тут же, по рассказу девицы, отрекомендовал его всемобедавшим в столовой филиала как видного специалиста по организации хоровыхкружков.

Лица будущих альпинистов помрачнели, но заведующий тут жепризвал всех к бодрости, а специалист и пошутил, и поострил, и клятвеннозаверил, что времени пение берет самую малость, а пользы от этого пения, междупрочим, целый вагон.

Ну, конечно, как сообщила девица, первыми выскочили Фанов иКосарчук, известнейшие филиальские подхалимы, и объявили, что записываются. Тутостальные служащие убедились, что пения не миновать, пришлось записываться и имв кружок. Петь решили в обеденном перерыве, так как все остальное время былозанято Лермонтовым и шашками. Заведующий, чтобы подать пример, объявил, что унего тенор, и далее все пошло, как в скверном сне. Клетчатыйспециалист-хормейстер проорал:

– До-ми-соль-до! – вытащил наиболее застенчивых из-зашкафов, где они пытались спастись от пения, Косарчуку сказал, что у негоабсолютный слух, заныл, заскулил, просил уважить старого регента-певуна, стучалкамертоном по пальцам, умоляя грянуть «Славное море».

Грянули. И славно грянули. Клетчатый, действительно, понималсвое дело. Допели первый куплет. Тут регент извинился, сказал: «Я на минутку» –и... изчез. Думали, что он действительно вернется через минутку. Но прошло идесять минут, а его нету. Радость охватила филиальцев – сбежал.

И вдруг как-то сами собой запели второй куплет, всех повелза собой Косарчук, у которого, может быть, и не было абсолютного слуха, но былдовольно приятный высокий тенор. Спели. Регента нету! Двинулись по своимместам, но не успели сесть, как, против своего желания, запели. Остановить, –но не тут-то было. Помолчат минуты три и опять грянут. Помолчат – грянут! Тутсообразили, что беда. Заведующий заперся у себя в кабинете от сраму.

Тут девицын рассказ прервался. Ничего валерианка не помогла.

Через четверть часа к решетке в Ваганьковском подъехали тригрузовика, и на них погрузился весь состав филиала во главе с заведующим.

Лишь только первый грузовик, качнувшись в воротах, выехал впереулок, служащие, стоящие на платформе и держащие друг друга за плечи,раскрыли рты, и весь переулок огласился популярной песней. Второй грузовикподхватил, а за ним и третий. Так и поехали. Прохожие, бегущие по своим делам,бросали на грузовики лишь беглый взгляд, ничуть не удивляясь и полагая, что этоэкскурсия едет за город. Ехали, действительно, за город, но только не наэкскурсию, а в клинику профессора Стравинского.

Через полчаса совсем потерявший голову бухгалтер добрался дофинзрелищного сектора, надеясь наконец избавиться от казенных денег. Уже ученыйопытом, он прежде всего осторожно заглянул в продолговатый зал, где за матовымистеклами с золотыми надписями сидели служащие. Никаких признаков тревоги илибезобразия бухгалтер здесь не обнаружил. Было тихо, как и полагается вприличном учреждении.

Василий Степанович всунул голову в то окошечко, над которымбыло написано: «Прием сумм», – поздоровался с каким-то незнакомым ему служащими вежливо попросил приходный ордерок.

– А вам зачем? – спросил служащий в окошечке.

Бухгалтер изумился.

– Хочу сдать сумму. Я из Варьете.

– Одну минутку, – ответил служащий и мгновенно закрыл сеткойдыру в стекле.

«Странно!» – подумал бухгалтер. Изумление его былосовершенно естественно. Впервые в жизни он встретился с таким обстоятельством.Всем известно, как трудно получить деньги; к этому всегда могут найтисьпрепятствия. Но в тридцатилетней практике бухгалтера не было случая, чтобыкто-нибудь, будь то юридическое или частное лицо, затруднялся бы принятьденьги.

Но наконец сеточка отодвинулась, и бухгалтер опять прильнулк окошечку.

– А у вас много ли? – спросил служащий.

– Двадцать одна тысяча семьсот одиннадцать рублей.

– Ого! – почему-то иронически ответил служащий и протянулбухгалтеру зеленый листок.

Хорошо зная форму, бухгалтер мигом заполнил его и началразвязывать веревочку на пакете. Когда он распаковал свой груз, в глазах у негозарябило, он что-то промычал болезненно.

Перед глазами его замелькали иностранные деньги. Тут былипачки канадских долларов, английских фунтов, голландских гульденов, латвийскихлат, эстонских крон...

– Вот он, один из этих штукарей из Варьете, – послышалсягрозный голос над онемевшим бухгалтером. И тут же Василия Степановичаарестовали.