В зоне анализа на длинном столе стояло несколько компьютеров«макинтош», лежали какие-то приборы, инструменты. На экранах «маков» светилисьзаставки. Один переливался разноцветьем полос над надписью «ГАЗОВЫЙ ХРОМАТОГРАФК РАБОТЕ ГОТОВ». На втором, наверняка без разрешения Диснея, Гуфи[40] каждыесемь секунд стягивал штаны, демонстрируя длиннющий конец с надписью «ПРИВЕТ,ПРИВЕТ!».

В дальнем конце помещения, перед закрытыми гаражнымиворотами с надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В УБЕЖИЩЕ ЭРНАНДО», стоял вездеход соткрытым прицепом, заполненным образцами породы. По левой стене тянулись слова:«ПОЯВЛЕНИЕ НА ТЕРРИТОРИИ КАРЬЕРА БЕЗ КАСКИ ЗАПРЕЩЕНО. ИСКЛЮЧЕНИЯ НЕДОПУСКАЮТСЯ». Длинный ряд крюков под надписью предназначался для этих самыхкасок. Только каски валялись на полу, а на крюках, словно туши в холодильникебойни, висели люди.

— Стив… Стив, может, это… манекены? Манекены из магазинаготовой одежды? Может… это… шутка?

— Нет. — Ему все-таки удалось произнести слово, пусть икороткое. — Ты знаешь, что это не манекены. Отпусти мою руку, Синтия. Я боюсь,ты ее сломаешь.

— Позволь мне держаться за тебя. — Вторая рука Синтиипо-прежнему пребывала у лица, так что она смотрела одним глазом на болтающиесяна крюках трупы. Музыка, доносившаяся из радиоприемника, сменилась рекламнымобъявлением. Речь шла о супермаркете «Уэлен» в Остине, который называли«Магазин, где есть все».

— Держись, пожалуйста, только не жми так сильно, — ответилСтив, поднял свободную руку, которая заметно дрожала, и начал считать: — Один…два… три…

— Мне кажется, я подпустила в трусы.

— Я тебя не виню. Четыре… пять… шесть…

— Мы должны убираться отсюда, Стив. По сравнению с теми, ктоздесь побывал, парень, который сломал мне нос, настоящий Санта-Кл…

— Помолчи и дай мне их пересчитать!

Синтия замолчала, губы ее дрожали, она с трудом сдерживаларыдания. Стив пожалел, что накричал на нее, она же ни в чем не виновата, но ужтакой выдался день.

— Тринадцать.

— Четырнадцать, — поправила его Синтия. — Видишь? В углу.Один свалился. Свалился с к-р-р…

Она хотела сказать «крюка», но в результате лишьразрыдалась. Стив обнял девушку, прижал к себе, чувствуя грудью ее горящеемокрое лицо. Вернее, животом. Такая она была маленькая. Поверх ееэкстравагантно раскрашенных волос он посмотрел в дальний угол. Синтия неошиблась: еще одно тело, скрючившееся на полу. Четырнадцать трупов, трое из нихженщины. Девять в халатах, нет, десять, считая лежащего в углу, двое в джинсахи рубашках с отложными воротничками. Еще двое — в костюмах, при галстуках, втуфлях. Один без левой кисти, так что Стив сразу понял, чья рука лежала ваквариуме. Большинство актеров застрелили, причем они видели убийц, потому чтоСтив заметил в затылках выходные пулевые отверстия. По крайней мере троимвспороли животы. Их белые халаты запятнала кровь, лужи крови натекли на полу,внутренности свешивались чуть ли не до колен.

— А теперь Мэри Чейпин Карпентер, — прорвался внезапносквозь помехи голос радиокомментатора, — расскажет нам, почему сегодня оначувствует себя такой счастливой. Может, потому, что она побывала в «Уэлене» вОстине. Давайте выясним.

И Мэри Чейпин Карпентер начала рассказывать мертвым мужчинами женщинам, развешанным на крюках в лаборатории Безнадегской горноруднойкомпании, о своем счастливом дне, о том, как она выиграла в лотерее… Стивотпустил Синтию, шагнул вперед и принюхался. Пороховым дымом не пахнет, но,может, это ничего и не значит: кондиционеры могли быстро очистить воздух. А воткровь засохла как на трупах, так и на полу, то есть убийц давно и след простыл.

— Пойдем отсюда! — Синтия дернула Стива за рукав.

— Пойдем. Только…

Он замолчал, не закончив фразы. Уголком глаза он уловилчто-то необычное. На краю стола с компьютерами, рядом с тем, на дисплеекоторого разоблачался Гуфи, что-то лежало. Не камень, во всяком случае, непросто камень. Какая-то каменная скульптура. Стив подошел и присмотрелсяповнимательнее.

Девушка поспешила за ним, вновь дернула его за рукав.

— Что с тобой? Это же не экскурсия! А вдруг… — Тут и онаувидела, на что он смотрит, и у нее перехватило дыхание. Синтия осторожнопротянула руку и прикоснулась пальцем к скульптуре, но тут же вскрикнула иотдернула палец. Дернувшись, словно от удара электрическим током, онастукнулась животом о край стола. — Черт! — выдохнула Синтия. — Я вроде бытолько что… — И замолчала.

— Что?

— Ничего. — Но она покраснела, и Стив понял, что правду ейговорить не хочется. — Эту штуковину надо выставить в музее ужасов.

Скульптурка изображала волка или койота, грубая скульптурка,примитивная, но столь выразительная, что заставила их забыть, по крайней мерена несколько секунд, что они стоят в шестидесяти футах от жертв массовогоубийства. Голова чудовища вывернулась под странным углом (почему-то Стив решил,что оно страшно голодно), глаза в дикой злобе вылезли из орбит. Отметил Стив инепропорционально большую морду, прямо-таки пасть аллигатора. Приоткрытую, сторчащими зубами. Нижняя часть скульптурки была отбита. От задних ног осталисьодни култышки. Поверхность изъедена эрозией. Кое-где скульптурка блестела, какмаленькие камешки в корзинах. Рядом со скульптуркой, прижатая пластиковойкоробочкой со скрепками, лежала записка: «Джим, что это может быть? Есть идеи?Барби».

— Посмотри на язык, — прошептала Синтия.

— А что такого?

— Это змея.

Да, змея. Может, и гремучая. Во всяком случае, с ядовитымизубами.

Синтия вскинула голову. Ее широко раскрытые глазапереполняла тревога. Она опять схватила Стива за рукав, дернула.

— Чем мы здесь занимаемся? Это же не музей! Ради бога,пойдем отсюда!

Да, пойдем, подумал Стив. Только куда?

Впрочем, они успеют подумать над этим вопросом в кабинегрузовика. Не сейчас. Он отдавал себе отчет, что здесь ничего путного в голову непридет.

— Слушай, а что случилось с радио? — спросила Синтия.

— Что? — Стив прислушался, но радио молчало. — Не знаю.

Лицо Синтии напряглось, она протянула руку к полуразбитойскульптурке. На этот раз коснулась ее между ушей. Вскрикнула. Мигнули огни подпотолком, Стив увидел, как они мигнули, включилось радио. «Эй, парень, эй,Лили, незачем вам драться», — пела, прерываемая помехами, Мэри ЧейпинКарпентер. Наверное, все еще выражала свою радость.