Монахи в ужасе пятились. Их ровный строй изломался,вытаращенные глаза перебегали от распростертых собратьев до ухмыляющегося громадноговарвара. Старший монах в растерянности оглянулся на родные монастырские стены,словно ища поддержки, а Олег предложил:

— Давай еще парочку!.. Или сам с ними выходь. Я толькоразогреваться начал. Мы, славяне, народ северный, запрягаем медленно... Давноне шалил в кулачном бою. Не грех потешить малость себя и наших богов!

Предводитель монахов растерянно и обозленно посматривал наОлега и Томаса, бросил несколько слов визгливым голосом, как уличная торговкарыбой, один монах стремглав ринулся в раскрытые ворота. Распростертых монаховунесли следом. За стеной слышались вопли, конское ржание.

Из ворот шустро выбежало трое воинов в странных соломенныхшляпах, похожих на шляпки грибов, но с красными кисточками, в желтых куртках.Все

трое держали в стиснутых кулаках короткие копья, у каждогона поясе болталась тонкая кривая сабля.

— Серьезные ребята, — сказал Олег.

Он попятился к своему коню, на седле которого оставил лук иколчан со стрелами, там же висел его гигантский меч. Томас пустил коня вперед,перегораживая дорогу, сказал торжественно:

— Сэр калика, мне совестно прятаться за мирной спинойсвятого схимника. Как-никак, я все-таки благородный рыцарь, что значит —профессиональный боец за правое дело. Дозволь теперь разогреться мне. Тебе ещебраться за меч, а мой уже в руке!

Он тяжело слез с коня, медленно пошел вперед, остановилсяперед тремя монахами-воинами, похожий на сверкающую башню из металла. Доспехиблестели так, что глазам было больно. Томас медленно опустил забрало, вытащилмеч. В солнечном свете голубые искры рассыпались по обоюдоострому булатномулезвию.

Старший монах пятился, запрокинув голову и раскрыв рот,наконец опомнился, проговорил нетвердым голосом:

— С кем из моих воинов будешь сражаться, франк?

Томас, который уже присмотрел среди троих самого, по егомнению, слабого, покосился на Олега, подавил горестный вздох и сказал как можнонадменнее:

— Неужели я, сэр Томас Мальтон из Гисленда, выберуодного, когда мой смиренный друг, который и мухи не обидит, сражался с двумя?Конечно же, всех троих.

Старший монах круто развернулся к монахам-воинам. Они частодышали, их руки подрагивали от напряжения, в тишине почти что слышался скрипнатянутых до предела мышц. Все трое неотрывно смотрели на блестящего рыцаря,острия копий нацелились ему прямо в грудь. Томас оглянулся на своего огромногоконя, где на седле осталось гигантское копье, толщиной с молодое дерево, астальной наконечник — с лезвие боевого топора, но махнул рукой:

— Благородные сэры! Прошу начинать с тем оружием,которое у нас есть. Мое копье больше пристало для рыцарских турниров.

Старший монах истошно взвизгнул, трое отважных бойцовметнулись вперед. Томас успел лишь покрепче сжать рукоять обнаженного меча, какв грудь ударили три копья. Он ощутил сильный толчок, перед глазами мелькнулибелые щепки. Один монах-воин с разбега врезался головой в стальную грудьрыцаря, охнул и пал к ногам Томаса. Двое отступили, шатаясь, смотрели зло ирастерянно. Обломки копий усеяли землю перед рыцарем, один монах трясокровавленной кистью.

Томас наклонился, сочувствующе похлопал обеспамятевшегомонаха по затылку:

— Благородный сэр! Не спи, уже все кончилось.

Олег крикнул:

— Унянчили дитятка, и не пикнуло. Не бей по голове! Утебя ж перчатка железная, а голова у него как у меня гм... кулак.

— Да я не бью, — пробормотал Томас испуганно, онпоспешно убрал руку. — Я гладил, ибо Христос завещал любить даже врага...А это какой враг? Так себе. Благородный сэр герольд! Пришлите других бойцов.Эти что-то устали.

Старший монах отчаянно завизжал, сорвал с головы шляпу, лютоистоптал ее, словно давил прыгающую гадюку. Глаза его были выпученные, как усовы, налились кровью. С тонких губ летела пена. Он нетерпеливо оглядывался наворота, просветлел, когда оттуда выбежали еще трое.

С копьями наперевес, страшно визжа, словно им защемилодверью, они понеслись, быстро-быстро перебирая ногами. Томас ухватился за меч иснова опоздал. Одно копье ударило прямо в лицо, поддело забрало, два копьяпереломились о грудь. Тройной удар был настолько страшен, что Томас невольнокачнулся назад, даже отступил на шажок, но бросил пугливый взгляд на калику,тот следил очень внимательно, и Томас поспешно шагнул вперед. Двое отступали,шатаясь, зажимая ладонями разбитые в кровь лица, третий лежал у его ног, широкораскинув руки. Из расплющенного носа и рассеченной брови обильно бежала кровь.

Томас с досадливым ворчанием выдернул наконечник копья, тотзастрял в решетке, брезгливо повертел в стальных пальцах низкосортноесыродутное железо, отшвырнул.

— Эти тоже устали, — сказал он громко впространство. — Драться не начали, а заснули, как рыбы на бегу.

Олег посоветовал обеспокоенно:

— Больно шустрые, как мыши! А ты хлебалом щелкаешь,чешешься да запрягаешь... Не славянин, случаем? Дерись, а то поразбиваютголовы, а ты, истукан булатный, все никак не соберешься!

— Я не соберусь? — удивился Томас. Он нервноогляделся по сторонам. — Я давно готов! Поджилки трясутся, все жду, когдасвое боевое искусство начнут применять. А у них все ритуалы преддрачные...

— Какие-какие? — переспросил Олег.

— Преддрачные, — повторил Томас. — Переддракой которые... ломают свои прутики, лбами колотятся... Я уже уморилсядрожать ожидая, когда их знаменитые бойцы явятся!

Легко раненных увели, подхватив под руки, а недвижимогоунесли. Из ворот выбежало еще с десяток монахов-воинов — с шестами, копьями,саблями, некоторые даже со странными цепами, такими в русских селах молотят натоку пшеничные снопы... Все остановились возле ворот, переговариваясь резкимищебечущими голосами, напоминая Олегу большую стаю мелких лесных птиц. Старшиймонах погнал одного обратно в монастырь, мол, одна нога здесь, другая там,похоже — с донесением.

Олег все-таки сходил к коню, вытащил из ножен меч иповернулся лицом к монахам. Томас стоял в двух шагах, посматривал ревниво,украдкой меряя взглядом длину оружия. Меч калики не выглядел короче, хотя уТомаса был самый длинный меч во всем крестоносном войске, к тому же меч каликиявно тяжелее, а лезвие шире в полтора раза. Старший монах, как заметил Томас,тоже не мог оторвать взгляда от сверкающего синеватыми огоньками оружия калики.Впрочем так же зачарованно, словно кролик на кобру, смотрел и на огромный мечТомаса — тот не короче монашеских копий.

Из ворот все еще никто не выбегал с визгом, не прыгал,замысловато вихляя тонким ритуальным копьецом. В монастыре прозвучал басовитыйгонг, в воротах появился очень старый монах — одетый пышно, в расшитый золотомхалат, на голове многоэтажная шапка с бубенцами и ленточками. В руке несукрашенный серебром посох с набалдашником в виде головы разъяренного дракона.