Олег покачал головой, на ходу молодецки крякнул, шарахнулребром ладони по бревну. Страшно затрещало, вверх и в стороны брызнули осколкищепы. Половинки бревна с грохотом обрушились на землю, лишь края остались наогромных камнях. Застывшие столбики монахов исчезли: кто упал, кого снесло щепками,а самые могучие отбежали сами.

Томас смотрел укоризненно, Олег с независимым видом пожалплечами:

— Гнилое... Червяки изгрызли!

— Короеды, — посочувствовал Томас. — Климатжаркий, вот и лютуют. Даже камень источили!

Они посмотрели друг на друга, ухмыльнулись, чувствуя, какначинает спадать страшное напряжение. Обнявшись за плечи, пошли наверх, точнее— их потащила могучая магия запахов приготовленного стола.

Пировали в гордом одиночестве, если не считать бесшумныхмонахов, что неслышно выдвигались из-за странных бумажных стен, убиралиопустевшие блюда и сразу заменяли новыми, полными, от которых пахло еще болееколдовски, одуряюще.

Томас распустил пояс до последней дырочки, а Олег резал наломти молодого кабанчика, когда вдруг из окна на веранду прыгнул широкий вплечах, плотно сбитый монах. Зачем-то перекувыркнулся через голову, взвизгнулстрашно, но к этому Томас и Олег уже привыкли, резко взмахнул руками.

Томас и Олег обалдело наблюдали, как он выдернул из-заширокого пояса что-то блестящее, коротко взмахнул рукой, еще раз, третий...

О железную грудь Томаса тоненько звякнуло. Он с удивлениемсмотрел на застывшего в ожидании монаха, перевел недоумевающий взор на Олега.Тот тоже переводил взгляд то на монаха, то на Томаса, наконец просветлел, кивнувна пол:

— Железка!

Сам он полапал себя по груди, бережно выпутал из густойволчьей шерсти блестящую звездочку. Железка была из толстого сыродутногометалла с заточенными острыми краями.

Томас осторожно поддел с пола свою, которая смялась от ударакак букашка, задумчиво повертел в булатной ладони, с огорченным видом, клянянизкосортное железо, принялся бережно расправлять края, словно крылышки редкойбабочки.

Олег, глядя на рыцаря, загнул все пять острых концоввовнутрь, чтобы монах не дай бог не порезался, вежливо бросил ему обратно.Монах ошалело смотрел то на гостей, то на свои швыряльные звездочки. Наконецзавизжал тонко и жалобно, словно ему защепило лапу или еще что-то дверью,повернулся и с разбега кинулся головой вперед через окно.

Томас проводил взглядом мелькнувшие пятки, с уважениемпокачал головой. Он бы так прыгнуть не сумел, все-таки два пуда доспехов, да исобственный рост и вес что-то значат, а монахам хорошо — легкие как кошки, хотьс крыши бросай их на каменный двор — перевернутся на все четыре, отряхнутся иснова побегут на крышу, где уже другие коты вопят на луну!

Олег шумно вздохнул:

— В каждой стране, в каждом племени свои ритуалы... Какне воевать бедным людям?

— Язычники, — осудил Томас сурово — Христос длятого и придумал одни ритуалы для всех, чтобы не дрались.

— Да, но пока его ритуалы не принял весь мир, держи ушина макушке. А то, неровен час, невзначай такое сотворишь, что и на голову неналезет! А людей забижать нельзя, даже язычников.

Они доели и допили уже в молчании, встревоженные. Солнцестояло высоко, но Олег посмотрел по сторонам, предложил уйти от греха вкомнату, которую им отвели для отдыха. Там за запертой дверью можнопередохнуть, поспать, дождаться утра... Томас взглянул остро, Олег уловилтщательно скрываемый страх, и у самого словно железной рукой сжало сердце.Утром должны прибыть два бойца, с которыми предстоит сразиться. Сейчас гостиотдыхают с монастырской челядью лишь потому, что бойцы в отлучке, но к утрупоспеют. Попробовать среди ночи тайком вывести коней и ускакать?

Они были в широком коридоре на полпути к своей комнате,когда внезапно из узкой щели в стене выметнулось серое, шершавое. Олегсудорожно выхватил нож. Веревка, задев его петлей, мигом обвилась вокругблестящего туловища рыцаря, намоталась в три ряда. На конце был камень с кулакразмером, он напоследок трахнул по железному животу. Томас смотрел ошеломленно,не сразу сообразил, что его дергают, куда-то пытаются тянуть, как бычка наверевочке. Он ухватил за веревку обеими руками, дернул к себе.

Деревянная стена с треском разлетелась вдрызг, рассыпаящепки и комья сухой глины. В облаке желтой удушливой пыли под ноги Томасу иОлегу выкатились трое обнаженных до поясов монахов — жилистых, смуглых, встранных женских юбках. На плоских решительных лицах горели черные, как терн,глаза, все трое были поджарые, без капли жира. Они крепко вцепились в веревку,один даже намотал ее на кулак — огромный, как у новорожденного англа илиславянина.

Томас сдвинул в недоумении плечами, он все еще не разумелчужих ритуалов, осторожно уронил веревку на пол, где лежали оглушенные монахи,обошел их по дуге, с Олегом ушли в отведенную им комнату.

Монахи еще долго оставались в груде щепок и комьев глины,затуманенными глазами смотрели вслед.

Ночью Олег спал неспокойно и слышал, как вздрагивает во снеТомас. Рыцарь постанывал, ворочался, жутко скрипел зубами. Хрупкие ложа стоналипод не по-монашески крупными телами. Ночь стояла душная, Олег обливался потом.Хотел встать, помыться холодной водой, но побоялся влезть в какую-нибудьхалепу, нарушить табу или наступить на местную святыню. Все племена пристрастнык ритуалам, а уж в монастырях в особенности. Лишь на горьком опыте моглородиться мудрое правило: «В чужой монастырь со своим уставом не лезь»...

Заснул Олег под утро, когда восточный край неба окрасилсякрасным, а подхватился как ошпаренный, едва солнце самым кончиком высунулосьиз-за горизонта. Томас, уже в доспехах, сидел у двери, бледный и осунувшийся,смотрел на калику с завистью.

— На тебе хоть дрова коли, — сказал онхмуро. — Чистая совесть, да? Но для тех двух бойцов, с которыми сейчаснадо драться, все равно, что у тебя на душе. Чтобы выстоять, нам надо иметьчто-то кроме чистой совести!

— У нас есть, — буркнул Олег.

Он быстро одевался, чувствуя обшаривающий взгляд рыцаря,профессиональный, изучающий, который сразу отмечает, какие мышцы развитыподнятием камней, какие упражнениями с мечом, какие бросанием копья, а какиеработой с боевым топором. В глазах Томаса было сомнение, и Олег хмуро улыбнулся— не один знаток приходил в недоумение, видя его мышцы.

— Что у нас есть? — спросил Томас скептически.

— Чаша.

Томас пугливо оглянулся, пощупал ладонью мешок, нежно провелпальцами по выпуклости, следуя изгибам, суровое лицо смягчилось.

В дверь постучали. Томас вытащил из ножен меч, встал слеваот двери. Олег со швыряльным ножом в руке, пересек комнату, отодвинул засов. Вкоридоре стоял пышно одетый монах. Лицо его было непроницаемым, в глазахсветилось злое торжество. Он низко поклонился, молча сделал широкий жест. Сбокувыдвинулся стол на колесиках, кишки в животе Олега невольно громко квакнули.Расселись, распуская ремни, потирая ладони, переглядываясь и подмигивая другдругу.