— Обычаи везде разные!

— Но этот общий...

— Если гость вторгается силой.

Олег промолчал, самому начинало казаться, что бесстрашныемонахи без особой охоты пригласили в неприступный монастырь. Пальцы успокаивающескользнули по рукоятям ножей на внутренней стороне душегрейки. Томас заметил,буркнул:

— Не надо было оставлять лук.

— Но странно как-то.

— Сказал бы, что это часть костюма. Ритуальныйорнамент! Я проезжал через одно диковатое племя, там вождь вообще навешал насебя ложки, жестяные чашки, кастрюли. Не помню как звалась страна: не то Русь,не то Ефиопия...

Из сада все громче слышался треск, стук, воинственные вопли.Внизу на последней ступени сидел на низенькой скамеечке старший настоятель, заспиной застыл хмурый крепкоплечий монах. В руках у обоих блестели позолоченныепосохи с затейливой резьбой, позолотой, бубенчиками и яркими перьями.Настоятель и монах не отрывали глаз от упражняющихся, монах иногда покрикивал,подавал команды, в саду беготня сразу усиливалась. Оба испуганно оглянулись наметаллический грохот, который сопровождал Томаса, старик с помощью монахаподнялся на ноги, поклонились гостям в пояс.

Рыцарь с натугой поклонился в ответ, как и Олег, в поясницеТомаса заскрежетало. Монахи поклонились снова, еще вежливее. Томас и Олегответили такими же поклонами. В животе Олега сдавленно и протестующевсхлипнуло, а Томас процедил сквозь зубы:

— Чужие ритуалы бывают обременительны!

— Не для всех, — ответил Олег, но с сочувствиемсмотрел на железные пластинки на пояснице рыцаря, что со скрежетом наползалиодна на другую, терлись, сдирая ржавчину.

— Кто знает сколько будут кланяться, — прошепталТомас. — Какое у них число священное?

— Часто бывает число три, — ответил Олег,подумав. — Три богатыря, три головы у змея, три сына... Но с другойстороны, изба о четырех углах строится, конь о четырех ногах спотыкается...гм... Семеро Тайных поклялись свою пятиконечную звезду утвердить во всем мире идаже нацепить ее на башни нашего московского кремля...

У Давида, чью башню ты взял штурмом, была звезда о шестиуглах, а число семь во всем мире считают магическим со времен халдеев иурюпинцев...

Томас застонал, с трудом выпрямился и перестал кланяться.Старец и монах тоже застыли в вежливом полупоклоне, и настоятель сказалдребезжащим голосом:

— Мы срочно послали самого быстрого гонца за Либрюком иЧакнором. Это самые великие воины нашей страны! Прибудут сегодня ночью. Азавтра утром вы сумеете сразиться!

Томас застыл, словно вмороженный в глыбу льда. Олегпроглотил комок в горле, сказал вежливо:

— Час от часу... Зачем же двух? Достаточно и одного.Сэр рыцарь даже во сне видит сражения, турниры, поединки. Его хлебом не корми,вином не пои, только дай подраться.

Старец спросил осторожно:

— А ты, великий богатырь Гипербореи?

— Я ж говорю, у меня совсем другой устав. Мне бы поестьда поспать.

— Очень интересный монастырь, проговорил настоятельзадумчиво. — Надо бы совершить туда паломничество.

Томас соступил с каменных ступеней, пошел через сад. За нимпотянулись глубокие следы, словно прошла железная статуя. Упражняющиеся началиоглядываться, по их рядам прошло шевеление, остановились, замерли впочтительном внимании, потом все разом начали кланяться. Томас недовольнозасопел, с великой натугой наклонил голову, в доспехах заскрежетало. Местныесилачи с готовностью поклонились еще ниже. Томас понял, что конца не будет,сделал вид, что не заметил, повернулся к ступеням, где остался настоятель спомощником:

— Это в самом деле трудно?

Престарелый настоятель с помощью монаха встал, долго имучительно пересекал сад, и лишь оказавшись в двух шагах от Томаса,продребезжал:

— Переломишь кирпич? Для этого надо быть угодным нашимбогам, к тому же наши бойцы упражняются с утра до вечера! Из года в год.

Томас в задумчивости повернулся к группе бойцов. Они стоялис засученными по локти рукавами, потные, покрытые красноватой пылью отискрошенных булыжников. На огромной гранитной глыбе, на треть вросшей под своейтяжестью в землю, лежал приготовленный валун, горка краснела в сторонке.

Томас постучал пальцем, булыжник ответил сухим звонкимзвуком. Томас посмотрел по сторонам, словно ожидая подвох, в глазах был страх имучительное колебание. Один из монахов поймал его взгляд, с готовностью положилповерх красного камня еще один. Томас медленно наклонил голову, согнул палец.Монах вскинул брови, но послушно положил третий валун. Томас подумал, жестомвелел положить четвертый. Монах заколебался, обвел испуганно-потрясеннымвзглядом собравшихся, но камень положил, поспешно отступил в толпу.

Олег обошел гранитную глыбу со всех сторон, оглядел горкувнимательно, мазнул пальцем по красноватой крошке:

— Хочешь разбить?

— Ну, для них это почему-то важно...

— Валяй, — поощрил Олег. — Все равно не наше.

Томас поднял руку, примерился, с силой ударил. Раздалсястрашный треск, сверкнули длинные белые искры. Запахло паленым. Томас стоял вгустом красном облаке кирпичной пыли, что медленно оседала, перед ним были двеполовинки расколотой гранитной глыбы, обе почти до половины вбитые в землю.Сильно пахло горелым, чем-то страшным. Вокруг было желто, словно внезапно средизеленого лета наступила золотая осень с опавшими листьями, все монахи, включаяпрестарелого служителя, лежали на земле, закрывая голову руками. Кому удалось,тот натянул на затылок полу своего желтого халата или хотя бы рукав.

— Плиту-то зачем? — буркнул Олег.

Томас пробормотал ошеломленно:

— Кто же знал, что камни здесь такие непрочные...

— Сэр рыцарь, это не камни! Глина. Обожженная глина!Кирпичами зовется!

— Ну, — протянул Томас разочарованно, — ещебы из песочка лепили... Как дети, клянусь девственностью Пречистой Богородицы!

Монахи начали шевелиться, подниматься, смуглые лицаоказались белее, чем у норвегов, а узкие глаза распахнулись так, что монахистали похожими на лесных филинов из московских или гислендских урочищ. Олегзвучно похлопал рыцаря по железной спине, выводя из смущенного оцепенения, обаповернули обратно. За это время на веранде сменили стол — поставилипошире, — острый глаз Олега углядел бараний бок с кашей, а также печеныхиндюков, набитых садовыми яблоками, не считая разную мелочь, с которой решилразобраться немедля.

По дороге вежливо поклонились монахам, что весь день лупилиребрами ладоней по толстому бревну, укрепленному на тяжелых валунах. Сейчасмонахи не стучали мозолистыми ладонями, стояли замерев, как хомяки возле норок,вытаращенными глазами смотрели на северных паломников.