– Ну, в свете последних новостей совершенно неизвестно, ктона самом деле отец этой девочки! Джаспер ведь уверял в своем дневнике, чтонеспособен иметь детей. Наверное, Флора с кем-нибудь украдкой согрешила, а онснисходительно простил свою любовницу. Фу! – Она вдруг брезгливопередернулась. – Чтобы один из Макколов открыто признал своей дочь какого-нибудькрестьянина, браконьера, в лучшем случае фермера?! Это… это постыдно! –Тут она нахмурилась и постаралась вернуться к прежнему своему спокойному,рассудительному тону: – Но это уж их дела, которые меня не интересуют. Мыговорили о Гвендолин. Так вот: она родила мертвого ребенка. Я даже не знаю, сынэто был или дочь. Гвендолин, впрочем, даже не успела погоревать, потому чточерез сутки и сама умерла от родильной горячки. Флору, бедняжку, это такпотрясло, что у нее тут же начались схватки (я забыла упомянуть, что она в тупору тоже была беременна), – и она прямо там, в монастыре, родила своюдочь. Джаспер узнал об этом через посыльного, примчался, увез свою любовницу вдеревню…

– А Гвендолин? – перебила Марина, едва дыша. – Чтобыло с Гвендолин?

– Да умерла она, я ведь вам уже говорила! – сухоответила Джессика.

«Боже мой, она нисколько не сомневается в том, что Гвендолинумерла, – отрешенно подумала Марина. – Значит, мне и Урсуле являлсяпризрак Гвендолин, которую, наверное, терзали какие-то адские силы, а вовсе некакой-то там насильник. Или… Я тоже сошла с ума?»

– Вы… в этом уверены? – нерешительно спросила она.

– Как я погляжу, вы и впрямь всерьез озабочены проблемамиМаккол-кастл, – через силу улыбнулась Джессика. – Ох, это все такаяпутаница! Но можете не сомневаться: Гвендолин мертва. В этом я убеждена так же,как в том, что сейчас говорю с вами. Я даже знаю, где покоится ее тело.

– Откуда? – вскинула брови Марина, и Джессика повторилаее движение.

– То есть как это – откуда?! В монастыре мне показали место,где она покоится. И надгробную плиту с надписью.

– А ребенок?

– Разумеется, он похоронен там же. И если я всплакнула, стоянад тем бедным холмиком – а видит бог, я не смогла сдержать слез! – свыражением стыда на лице воскликнула Джессика, – то не над прахомГвендолин, а лишь над этим бедным малюткой, который… Понимаете, – онавскинула измученные, тоскливые глаза на Марину, – ведь если бы Алистерпогиб уже после того, как мы с ним поженились, и пусть бы я даже не успелазачать… я могла бы взять ребенка Гвендолин и воспитать его как своего сына илидочь.

– Дочь, – эхом отозвалась Марина, и у нее вдруг мурашкипобежали по спине от внезапной догадки. – Дочь!

– Что – дочь? – обеспокоенно глянула Джессика.

– Ох, не знаю! – возбужденно пробормоталаМарина. – Не знаю, но…

– Но – что? – повторила Джессика.

– Это бред, конечно, я даже не уверена, стоит ли говорить…

– Не уверены – так не говорите. Но это нечестно – делатьнамеки, а не говорить! – надулась Джессика. – Да я уже умираю отлюбопытства.

Марина глубоко вздохнула. Эта невероятная догадка так ираспирала ее, она уже не смогла бы промолчать, даже если бы и захотела!

– А что, если ребенок Гвендолин вовсе не умер? Что, еслиФлора взяла его, в смысле – ее, и выдала за свою дочь? – выпалила она.

– Но тогда бы у Флоры было двое детей, а у нее лишь однадочь, – пренебрежительно ответила Джессика, и вдруг глаза ее расширились:– Вы имеете в виду, что…

– Ну да, да! – нетерпеливо воскликнула Марина. –Умер на самом деле ребенок Флоры! Тогда вполне понятно, почему Джаспер такохотно признал девочку за свою и не бросил Флору. Ведь это вовсе не дочькакого-то там крестьянина, как вы говорили, или фермера, или кого-нибудь еще.Это дочь…

Она прикусила язык, с жалостью глядя на Джессику, лицокоторой приняло прежнее измученное, тоскливое выражение.

– Нет уж, вы договаривайте! – выдавила она сусилием. – Вы ведь хотели сказать, что это дочь его родного племянникаАлистера, да?

Марина, отвернувшись, кивнула. И чего это она все суется вчужие дела, шарит всюду носом, как залетевшая в дом сорока. И умишка ведь небольше чем у сороки… То никак не может поверить в очевидное: что Десмонду нанее наплевать! – то вдруг ее осеняют невесть какие бредовые прозрения, иона спешит поведать их всем и каждому, нисколько не заботясь, что убивает людейнаповал.

– Да ведь это только так показалось мне, – начала онанеуклюже оправдываться. – Вы меня не слушайте! Я иногда такого наговорю,что сама диву даюсь.

Она замолчала. В том смятом листке из дневника Джаспера былоеще кое-что… но об этом лучше сейчас не говорить. С Джессики на сегодня ужехватит Марининых догадок! Каково это будет ей узнать, что девочка, котораяживет у Флоры, на самом деле вовсе не побочная дочь Алистера, а…

Марина мысленно заперла свой рот на самый большой из всехкогда-либо виденных ею висячих замков и даже глаза потупила, чтобы Джессика,сохрани боже, не смогла прочесть ее тайных мыслей. Затем поскорей подскочила кшкафу и принялась перебирать платья: надо же, в конце концов, одеться, хватитстоять полуголой, уж и плечи озябли.

Она потянула к себе малиновое платье с белым кружевнымворотничком, которое еще ни разу не надевала, как вдруг Джессика очутиласьрядом и резко задвинула платье в глубину шкафа.

– Нет. Не это. Надевайте амазонку, Марион!

– Амазонку? Это еще зачем?

– Поедем в деревню, – возбужденно ответилаДжессика. – Я сейчас же прикажу седлать.

– В деревню? – промямлила Марина. – А зачем – вдеревню?

Джессика обернулась и глянула на нее вприщур.

– Зачем? Вы еще спрашиваете – зачем?! – И она сновалихорадочно принялась перебирать платья. – Да где же ваша амазонка, чертбы ее подрал!

Марина тяжко вздохнула. Разумеется, Джессика обо всемдогадалась! Она не могла не вспомнить слова из письма Джаспера – о венчанииАлистера и Гвендолин. Она не могла не догадаться, что если та маленькая девочкаи в самом деле не дочь Флоры, то она законная племянница Десмонда – истиннаяледи Маккол! Да… теперь Джессика не остановится, пока не убедится в своейправоте. Придется все-таки поехать с ней, а то как бы ей в дороге не стало худоот таких-то потрясений.

– Вот она, амазонка, – нехотя сказала Марина. –Синяя. Давайте я достану.