Лицо Алика озарилось такой откровеннойрадостью, что Дебрский не мог не усмехнуться.

Алик сунулся в сумку, а Дебрский напрягся,вспоминая, куда же он перепрятал деньги, найденные в фотоальбоме. Ах да, вотсюда, в карман куртки, висящей на крючке возле двери.

Он сунул руку в карман и замер, подняв брови.

Да что это, опять провалы в памяти начались,только теперь стираются уже и новейшие эпизоды? Он помнил, он совершенножелезно помнил, что спрятал пакет во внутренний карман с левой стороны. Однакони слева, ни справа, ни в каком другом кармане денег не было!

Дебрский охлопал себя ладонями. Кинулся вкомнату и опять вытащил тот приметный альбом с огромными розами на обложке.Нет… и там нет никаких денег!

И вдруг его осенило. Но догадка была не изтех, которые способны порадовать человека. Такие догадки убивают наповал!

Дверь… О господи, да ведь он же не запердверь, когда пошел встречать Алика! И в эту самую минуту какая-то сволотасунулась в брошенную без присмотра квартиру, быстренько обшарила то, что плохолежит, вернее висит, и растворилась в тишине подъезда вместе с его последнимиденьгами.

– Какие-то проблемы? – тревожносказал Алик, мгновенно почуяв неладное.

– Да, – непослушными губамипробормотал Антон. – Кажется, меня обокрали!

Алик мгновение смотрел на него, потом его ротпрезрительно скривился.

– Да, Дебрский, это уж точно вы! –сказал, точно выплюнул. – Эту лживость отчаянную я в вас разглядел спервой минуты. И жмотство – такое убогое жмотство! Придумали бы что-нибудьполучше. Обокрали его, видите ли! Да ты сам себя когда-нибудь обокрадешь, точнотебе говорю.

Алик открыл пакет, который держал в руках, ивытащил три прямоугольных квадрата – каждый в отдельном белом конвертике.Небрежно швырнул на пол:

– Прошу! Наслаждайтесь! За это уплачено –так получите, нам вашего сексуального маньячества не нужно. А когда надумаетевыкупить остальное – звоните. Только, как мы и договорились, на ваш товарпроцентики будут набегать!

И вылетел за дверь, затарабанил ногами поступенькам, словно ему противно было даже войти в лифт, в котором пять минутназад он поднимался вместе с Дебрским.

Антон какое-то время постоял, сосредоточенноглядя на дверь, потом методично запер ее.

Оскорбления Алика скатились с него как с гусявода. Пропажа денег – вот это был удар! Кажется, никогда в жизни он нечувствовал себя таким одиноким и несчастным, таким опустошенным – даже в туминуту, когда рыжий Федор Иванович рассказывал ему про Антона Дебрского, а он сужасом думал, что не помнит этого человека… не помнит себя.

«Как же я теперь буду жить? – подумал онс детской растерянностью. – Вот закончатся продукты в холодильнике – и чтотогда?»

И все из-за этих фотографий!

С ненавистью сгреб конверты с пола и ринулсяна кухню – немедленно изорвать в клочки и выбросить в мусорное ведро, но тутодин конвертик сам собой приоткрылся, и Дебрский увидел краешек снимка. Ишатнулся к стене, словно получил не слабый тычок в грудь.

Хотя нет, не в грудь. Его огрели по лбу, и нечем-нибудь, а тем самым пресловутым обухом… Пальцы тряслись так, что он несразу смог вытащить из конверта снимок, чтобы рассмотреть его во всей красе.

Там были двое: мужчина (Дебрский узнал себяпрежнего, до аварии) и женщина. Они лежали на черном шелковом, скользком дажена вид покрывале на широчайшей кровати. То есть лежала женщина, а мужчина стоялнад ней на четвереньках, головой к ее ногам, жадно – это было видно по всей егопозе! – поедая банан, торчащий из ее лона. Рот женщины тоже был занят: онавпивалась в сладострастно напряженный мужской орган. Голова ее была повернутана камеру, так что фотограф виртуозно запечатлел лицо, искаженное судорогойисступленного наслаждения.

Как это сказал Алик? Один из его клиентов нетолько отказался платить за подобные снимки, но даже с женой развелся, кактолько посмотрел на эти «любовные семейные игры». Дебрский небось тоже развелсябы с женой, увидев это, да вот в чем загвоздка: женщина на черном покрывале небыла его женой.

Он зажмурился, пронзенный чувством, еще ниразу не испытанным в этой новой «послеаварийной» жизни. Много чего успел ужеиспытать: страх, недоверие, безнадежность, радость и горе, жадность. А вот стыдпочувствовал впервые…

Какой-то звук вырвал его из оцепенения.Дебрский распахнул глаза и увидел довольно высокого крутоплечего парня вдлинном черном пальто. Его белобрысая голова была непокрыта, и Антон отчетливоразглядел крутые скулы, из-за которых глаза казались узкими, напряженный рот, аособенно четко – кривой шрамик на виске.

Другой парень, похожий на первого так, какбывают похожи только очень близкие родственники, в это мгновение выходил издверей детской. На нем была коричневая кожаная курточка, на вид маловатая емуразмера на два.

Парень со шрамом осторожно вынул изокаменевшей руки Дебрского фотографию, взглянул – и глаза его расширились.

– Блин, Кисель! – пробормотал онизумленно. – Ты только посмотри!

Второй парень заглянул через его плечо – иуставился на Антона вытаращенными глазами:

– Так вот оно какое, крутое порно!

Дебрский дернулся, но парень со шрамомвыхватил пистолет, заставив Антона окаменеть.

Незваные гости мгновенно ознакомились ссодержимым двух других конвертов. Дебрский перебегал взглядом от черноглазогодула к снимкам и рассмотрел достаточно, чтобы понять: эти были еще покручепервого. Хотя уж, казалось бы, куда круче-то?

Парень со шрамом громко сглотнул. Кисельпобагровел всем лицом, и его рука нервно дернулась к ширинке:

– Жека, вот это ни х… Да я только отодних картинок кончаю, а если бы…

– Утри слюни, – грубо сказал Жека, апотом ткнул ствол прямо в горло Дебрскому: – Ну, как оно ничего? Говорят, тывсе забыл? И что мы теперь будем делать?

Дебрский молча смотрел в его сузившиеся глаза.Этот Жека его, похоже, тоже ненавидел, уж больно люто щурился. И такнемилосердно давил стволом в кадык!

Дебрский кашлянул, чуть отворачиваясь, ивдруг, неожиданно для себя самого, резко рванулся в сторону, с силой ударив приэтом прямо в бледное Жекино лицо.

То есть ему показалось, что ударил, – кулакне достиг цели. Жека увернулся с непостижимым проворством и ответно выбросилруку вперед.

А вот его кулак цели достиг, даром что Жекабил левой.

* * *