– Вы представляете, о чем спрашиваете? – изумленно приподняла она брови, которые собиралась покрасить как раз перед их приходом.

– Это настолько важно, что, если вы не вспомните, мы пропали! – вставил молодой симпатичный спутник девушки-полицейского.

– Пропали! – фыркнула она недоверчиво.

– Да, нас попросту уволят! – сделал симпатичное лицо несчастным молодой человек.

Вот! И их тоже! Что же это за мода-то такая: чуть что, сразу грозить увольнением? На больничный не уходи – уволят. Память имей замечательную, а то уволят. Причем эти двое даже не из-за собственной памяти могут пострадать, а из-за ее. Разве это справедливо? Ох, и времена нынче пошли…

– Дайте взглянуть мне на фотографию еще раз. Лицо стерлось в памяти, – запросила она.

Девушка-полицейский порылась в сумочке, достала сразу несколько снимков, полистала их в руках. Сначала показала ей фотографию молодой красивой женщины. Ее она узнала сразу – та самая пассажирка была, о которой вопросы задавали.

Потом показала ей фото мужика, в добротном костюме, белоснежной сорочке, галстуке. Его она тоже узнала: этот человек провожал женщину.

– Вспомните, пожалуйста, был ли на вашей пассажирке вот этот перстень?

Еще одно фото сунули ей под нос.

– Нет. Не было, – качнула она головой, рассматривая украшение, явно дорогое, не ширпотреб. – Одно обручальное кольцо.

– Кольцо?! – ахнула девушка.

– Да, на безымянном пальце правой руки, как и положено замужней даме. Почему запомнила? – она наморщила лоб. – Так выходила она в таком месте, что на неприятности не нарваться – удача великая. Глушь страшная, полустанок полузаброшенный почти. А я глянула на уши, на руки – думаю, не обвешана дамочка украшениями-то. Знаете, некоторые в поезд садятся, как на званый ужин собрались: одежда дорогая, меха, золото в ушах и на шее. А мне-то что? Пусть обвешиваются. Только чтобы потом ко мне не приставали, когда с них сонных кто-нибудь все это добро снимет. Я охранять их цацки не нанималась, у меня другие задачи.

– Значит, перстня этого на ней не было?

– Нет. – Она решительно головой мотнула.

– А что, если она этот перстень на безымянном пальце правой руки носила, повернув камнем внутрь? – предположил вдруг молодой человек.

И две пары глаз снова уставились на нее с тревожным ожиданием.

– Нет, – снова отмела она их «если». – Дужка у перстня видите какая узкая? А кольцо обручальное было толстым, широким. Старомодным, если хотите. Сейчас такие молодежь не носит. У моей дочери, к примеру, узенькое, как «недельки» раньше были.

– Недельки? – опешил молодой человек. – Это что такое?

– Кольца такие раньше были серебряные. Семь тонких колечек. Недельки назывались.

– Понятно, – перебила их девушка-полицейский. – То есть вы утверждаете, что этого перстня на ней не было?

– Только кольцо.

Она задумалась и попыталась вспомнить тот вечер, когда их вагон увозил с перрона несчастную женщину, которая потом пропала, сойдя на пустынном полустанке. Не так уж много в ее жизни было ярких событий, сплошные будни. Но и среди этих будней встречалось то, что отсеивалось и западало в память. Эта женщина, проехавшая не так долго в ее вагоне, как раз запомнилась.

Может, потому что раньше сошла. Может, потому, что выглядела рассерженной и озабоченной, когда говорила по телефону перед тем, как сойти с поезда. Может, потому, что муж, который ее провожал, смотрел на супругу довольно странно.

– Она могла этот перстень в карман положить, – снова выдвинул предположение молодой симпатичный спутник девушки-полицейского.

– Могла, – кивнула в ответ девушка Маша и жалко улыбнулась. – Простите, что побеспокоили.

– Ничего.

Они вышли за дверь, еще раз извинились, попрощались и двинулись к лифтам. И она все же решила спросить – просто, чтобы потом не мучиться.

– А что с этим перстнем не так? Украли его у нее, что ли? Дорогой?

– Достаточно дорогой, – подтвердила Маша, приостанавливаясь. – И у нее его не украли, а как раз наоборот – он оказался у нее после смерти. А его у нее быть не должно, этот перстень всегда носил ее муж. Он ему принадлежал.

– Ага… Померла все же…

Она задумчиво смотрела на пару.

– Когда они выходили из подъезда, чтобы ехать на вокзал, соседка совершенно точно видела этот перстень у него на мизинце. А потом он вдруг оказался на его мертвой жене.

– Как померла-то? – проводница сощурилась. – Сердечный приступ?

– Нет. Ее убили. И зарыли в лесу.

– С перстнем? – уточнила проводница и оттопырила мизинец на левой руке. – Но это странно. Перстень был у него, когда он стоял на перроне.

– У кого?! – Маша бросилась обратно к ее двери. – У кого – у него?!

– У мужа этой женщины. Я вспомнила… Он делал вот так, когда мы уже тронулись.

Проводница поднесла ко рту левую руку с оттопыренным мизинцем, подышала на него и трижды потерла им о воротник домашней теплой кофты.

– Не могу сказать, этот ли на нем был перстень, но какой-то был – это точно.

Они выбежали из подъезда.

– Ты представляешь, что это значит, Валя?!

– Представляю. – Он широко шагал рядом, не отставая. – Этот дядя, получается, может смело подозреваться сразу в двух убийствах – жены и помощницы?

Глаза у Маши полыхнули ярким огнем, когда она в ответ лишь коротко кивнула. Пойти с этим к начальству сейчас или повременить? Может, Чекалину позвонить? Тому наверняка снова некогда. Женя шепнул, что к майору жена вернулась, и ему теперь вовсе не до кого. Маша погоревала за чашкой кофе, запершись в своем кабинете, но совсем недолго. Дело, которым она занималась тайно, в одиночку, захватило ее настолько, что стало не до личных страданий.

Нет, к Чекалину она не обратится: и жена вернулась, и некогда ему. Он с допросов не вылезает, дело торопятся передать в суд. Правильнее, дела! Там всего столько!

И факт незаконных захоронений установлен и доказан, и убийство сразу троих человек, зверски замученных по непонятной причине. Чекалин говорит, что убийца ловко косит под умалишенного, но было уже две экспертизы, и вряд ли ему удастся укрыться от правосудия в стенах психлечебницы. Ведется активная работа по установлению факта мошенничества в отношении сделок с недвижимостью. Но…

Никто не видел в общине Ларисы, не признался в знакомстве с ней, и уж тем более никто не захотел взять на себя вину в ее гибели. Все отрицают свою причастность, включая садиста-убийцу, ловко разыгрывающего безумие.

Она остановилась у машины, попинала колесо, зарывшееся в снегу, недовольно поморщилась: еще не хватало забуксовать! А у нее на остаток вечера еще планы. И хорошо, если милый молодой человек – Валя Изотов – составит ей компанию. Одной было как-то не очень.