— Что это за ужасный запах? — Бархотка сморщиланосик.

— Думаю, не стоит вам знать об этом, — с мрачнымвыражением лица откликнулся Сади.

— Что же они, все еще… — Гарион запнулся.

— Похоже, что именно так оно и есть, — ответилмаленький человечек.

— Но ведь Торак мертв. Какой в этом смысл?

— Гролимов никогда особенно не заботило, чтобы ихпоступки имели смысл, Гарион, — сказал Белгарат. — Источником ихвласти всегда был ужас. Если они хотят сохранить власть, ужас долженпродолжаться.

За углом их взорам предстало огромное темное здание. Столбчерного дыма поднимался в небо из высоченной трубы на его крыше.

— Это и есть храм? — спросил Дарник.

— Да, — ответила Полгара.

Она указала на две массивные двери — единственное, что былона огромной, совершенно безликой стене. Прямо над этими дверями висела огромнаястальная маска Торака. При виде лица заклятого врага по жилам Гариона пробежалхолодок.

Даже теперь, после всего того, что произошло в Городе Ночи,один вид лица Торака внушал ему ужас, и он не удивился, когда почувствовал, чтовесь дрожит, приближаясь ко входу в храм безумного бога Ангарака.

Сади соскользнул с седла, подошел к дверям и постучалзаржавленным дверным молотком — где-то внутри храма откликнулось гулкое эхо.

— Кто явился в дом Торака? — раздался из-за дверейглухой голос.

— Я принес послание от Джахарба, великого вождя изКахша, предназначенное для ушей Агахака, иерарха Рэк-Урги.

Внутри помолчали с минуту, и тяжелая дверь, надсадноскрипнув, открылась.

На них подозрительно глядел рябой гролим.

— Но вы же не дагаши! — заявил он Сади тономобвинителя.

— Увы, это так. Но между Джахарбом и Агахакомсуществует договоренность, и я — часть ее.

— Ничего не слышал ни о какой договоренности.

Сади пристально поглядел на гладкий, без отделки капюшонбалахона гролима — неопровержимое доказательство того, что перед ним жрецнизкого ранга.

— Прости меня, слуга Торака, — холодно сказалевнух, — но неужели твой иерарх привык поверять свои тайны привратнику?

Лицо гролима потемнело, он кинул на евнуха недобрый взгляд.

— Прикрой голову, найсанец! — наконец произнесон. — Это святое место.

— Разумеется. — Сади натянул капюшон своегозеленого одеяния на бритый череп. — Не попросите ли кого-нибудь приглядетьза лошадьми?

— О них позаботятся. Это твои слуги?

Гролим взглянул через плечо Сади на его спутников, сидевшихна лошадях.

— Да, благородный жрец.

— Скажи им, чтобы следовали за нами. Я отведу вас всехтуда, где принимает Хабат.

— Простите, благородный жрец бога-дракона, но моепослание — лично для Агахака.

— Никто не предстает перед Агахаком, прежде непоговорив с Хабат! Возьми слуг и следуй за мной!

Все спешились и вошли через мрачные двери в коридор,освещенный факелами.

Тошнотворный запах паленой плоти, пропитавший весь город,здесь был в десять раз сильнее. Ужас охватил Гариона, когда он шел вслед загролимом и Сади по дымным залам храма, где все дышало древним злом, а жрецы совпалыми щеками глядели на пришельцев с недоверием и почти нескрываемой угрозой.

И тут где-то в глубине храма раздался отчаянный вопль иследом — громкий лязг железа. Гарион содрогнулся, поняв, что означают этизвуки.

— Неужели здесь все еще совершается древний ритуалжертвоприношения? — изумленно спросил у гролима Сади. — Я полагал,что все это уже в прошлом — ввиду определенных обстоятельств.

— Не произошло ничего, что могло бы заставить наспренебречь выполнением нашего священного долга, найсанец, — холодноответил гролим. — Каждый час мы приносим человеческое сердце на алтарьвеликого бога Торака.

— Но Торака больше нет.

Гролим остановился. Лицо его сделалось злым.

— Никогда не говори больше таких слов! — отрывистобросил он. — Негоже чужеземцу богохульствовать в стенах храма. Дух Торакаживет, и однажды великий бог возродится, чтобы править миром. Он сам взмахнетножом, когда его враг, Белгарион из Ривы, будет кричать, лежа распростертым наалтаре!

— Вот радость-то! — шепнул Шелк Белгарату. —Нам тогда придется начинать все сначала.

— Помолчи-ка, Шелк, — шепнул Белгарат в ответ.

Просторный покой, в который ввел их жрец-гролим, слабоосвещали масляные светильники. Стены сплошь покрывала черная ткань, в воздухестоял густой аромат благовоний. За столом, на котором стояла мерцающая свеча илежала тяжелая черная книга, виднелась чья-то худощавая согбенная фигура. Покоже Гариона пробежал холодок — он физически ощутил силу, исходящую от этойфигуры. Он бросил взгляд на Полгару — та мрачно кивнула.

— Простите меня, святая Хабат, — дрожащим голосомзаговорил рябой гролим, — но тут послание от Джахарба-убийцы.

Фигура выпрямилась, и Гарион до глубины души изумился. Этобыла женщина, притом безусловно красивая женщина, но вовсе не это поразилоГариона. На бледных щеках ее устрашающе алели глубокие шрамы — они сбегали отвисков к подбородку, и рисунок их явственно напоминал языки пламени. Темныеглаза женщины пылали огнем, а на полных губах блуждала злобная усмешка. Край еечерного капюшона был окантован пурпуром.

— Ну? — хрипловато спросила она. — С какихэто пор дагаши присылают с поручениями чужеземцев?

— Я… я счел за лучшее не спрашивать, святаяХабат, — затрепетал гролим. — Но этот утверждает, что он другДжахарба.

— И ты предпочел на этом прекратить расспросы? —Хрипловатый голос превратился в угрожающий шепот, а пылающие глаза пронизывалидрожащего жреца. Затем ее взгляд устремился на Сади. — Назови своеимя, — приказала она.

— Я Усса из Стисс-Тора, святая жрица, — ответилСади. — Джахарб повелел мне предстать перед правителем и на словахпередать ему его просьбу.

— А что это за просьба?

— О, простите, святая жрица, но то, что я долженпередать, предназначено только для ушей самого Агахака.