– Ха, администрация думает, мы начнем сговариваться сосвоими поставщиками,– услышал Рэй в трубке и заметил:

– Ничего смешного.

– Почему ты в Виргинии?

– Потому что я здесь живу.

– А мне казалось, ты захочешь проведать старых друзей.

– Так и будет, только чуть позже. Как еда?

– Детский сад. Фруктовое желе на завтрак, обед и ужин,правда, каждый раз другого цвета. Мерзость. И это за триста с лишним долларов всутки.

– А прекрасный пол?

– Всего одна представительница, четырнадцати лет. Дочкасудьи, честное слово! Тоска – хоть вешайся. С утра и до часу дня – коллективныебеседы, где мы должны облегчить души, рассказать, кто как ступил на путь греха.Врачи считают, будто, выговариваясь, пациенты помогают друг другу. Да я здесьграмотнее любого специалиста. Восьмой сезон, поверишь?

– А не девятый?

– Глумишься? Знаешь, что самое мерзкое?

– Нет.

– Когда я трезв, чувствую крылья за спиной, чувствую себясильным, красивым, умным. И через мгновение начинаю себя ненавидеть – загадости, которые начну делать, когда выйду отсюда. Не пойму, кто меня толкает?

– Подумай, подумай.

– В целом здесь даже неплохо, если не говорить о еде.

– Отлично. Я горжусь тобой, Форрест.

– Может, подъедешь?

– Обязательно. Через пару дней.

Пообщавшись с братом, Рэй позвонил Гарри Рексу. Как обычнопо выходным, тот сидел у себя в офисе. Четвертый брак так и не приучил Гарриценить домашний уют.

– Помнишь дело на побережье? Отец ездил туда в началепрошлого года.

– На побережье?– с полным ртом переспросил Гарри Рекс. Поего глубокому убеждению, жить на побережье могли лишь наркодельцы инепритязательные провинциалы.

– Слушания состоялись в январе, и ему за это заплатили.

– В прошлом году судья уже слег.– На противоположном концепровода послышались характерные булькающие звуки: собеседник утолял жажду.

– Рак врачи обнаружили только в июле.

– Не помню никакого дела на побережье, и это меня удивляет.

– Меня тоже.

– С чего ты вздумал рыться в его папках?

– Хочу сверить сумму доходов с выплаченными налогами.

– Зачем?

– Как-никак на мне теперь все имущество.

– Ради Бога, извини. Когда тебя ждать?

– Через два дня.

– Сегодня попалась на глаза Клаудиа, век бы ее не видеть.Подъехала к кофейне на новеньком «кадиллаке» и стала носовым платком смахиватьс капота пыль. Не машина – игрушка. Прохожие балдели.

Представив, как Клаудиа с набитой деньгами сумочкой несетсячерез весь город к торговцу автомобилями, Рэй улыбнулся. При виде этой картиныне сдержал бы усмешки и судья.

Сон в скрюченном положении на софе был неспокойным. Ночнуютишину нарушали шорохи, скрипы и чьи-то тревожные вздохи. Словно сама по себедвигалась мебель. Спустя сутки после вторжения квартира, казалось, готовится кновому.

Пытаясь убедить себя в том, что жизнь течет как обычно, Рэйлегкой трусцой бежал по излюбленному маршруту: через университетский кампус, посклону холма до вершины и вниз, к дому, ровно шесть миль. Около полудня онвместе с Карлом Мерком пообедал в «Визу», популярном бистро неподалеку отцентра города. На три часа дня Фог Ньютон запланировал очередной тренировочныйполет, однако полученная почта опрокинула все планы.

Надпись на конверте была сделана от руки, адрес отправителяотсутствовал. Четкий оттиск штемпеля свидетельствовал: письмо опущено в ящикздесь, в Шарлотевилле, всего сутки назад. Развернув сложенный втрое стандартныйлист, Рэй почувствовал, как из-под его ног уходит земля.

Цифровая камера бесстрастно запечатлела металлическую завесубокса 14Б, а цветной принтер выдал четкий снимок. Все. На бумаге не было нислова. Да слова и не требовались.

Когда минуты через две оцепенение спало, Рэй ощутил вжелудке острую, как от удара ножом, боль. Веки непроизвольно опустились.Усилием воли заставив себя раскрыть глаза, он вновь посмотрел на снимок. Бумагав руке дрожала.

Первой мелькнувшей в голове мыслью было: в квартире нетничего, с чем он не мог бы расстаться. Бросить все к черту и уносить ноги! Вмаленькую дорожную сумку полетели самые необходимые мелочи.

Через три часа «ауди» остановилась на заправке в Роуноуке, аеще тремя часами позже Рэй въехал на забитую трейлерами стоянку неподалеку отНоксвилла. Долгое время он сидел в кабине, наблюдая за суетившимися у машинводителями и оживленно болтавшими посетителями кафе. Когда освободился столик уокна, Рэй прошел внутрь. Поджидая официантку, он то и дело посматривал набагажник, в котором лежали три миллиона долларов.

Царивший в кафе аромат свидетельствовал о том, что свиногожира повара не жалеют. Рэй заказал гамбургер и принялся набрасывать на салфеткестратегию дальнейших действий.

Единственным по-настоящему надежным местом хранения банкнотбыл, конечно, сейф в банке: толстые стены, телекамеры, круглосуточная охрана.Деньги можно было бы разделить и спрятать в нескольких городках, разбросанныхмежду Шарлотсвиллом и Клэнтоном. Передвижения между ними сбили бы неизвестногосоглядатая с толку. Кейс с пачками купюр вряд ли привлечет внимание любопытныхпрохожих.

Пугала лишь процедура оформления: договор об аренде сейфа,удостоверение личности, домашний адрес, номера телефонов. Будьте добры,пройдите к нашему вице-президенту, в его обязанности входит обязательная беседас новым клиентом. Что еще могло ожидать его в банке, Рэй не знал. В прежнейжизни он ни разу не обращался к банковским клеркам с просьбой положить нахранение сколь-нибудь приличную сумму денег.

По дороге в Ноксвилл ему попалось десятка полтора скромныхскладов. Почему не выбрать один наугад, не заплатить за ячейку наличными, безбумажной волокиты? Приобрести в окрестностях дюжину несгораемых контейнеров,запереть каждый в отдельном боксе – и конец всем проблемам. Такого хода от негоявно не ожидают. Блестящая идея.

И глупая до предела – ведь деньги останутся без надзора.