Он, разумеется, рассказал Гартунгу о визите «охотника запровокаторами». Обойдясь без всяких собственных комментариев, практическидословно передал разговор. В том числе и упоминание Барцева о «так называемомгосподине Гартунге»…

Гартунг поморщился:

— Пустяки. Сенсационными разоблачениями этот субъектгрозит с незапамятных пор. Но у него ничего нет. Не спорю, он ловок, назойлив,в случае с Лопухиным добился нешуточного успеха — но против меня у него рукикоротки… Вы с ним впервые столкнулись воочию, а я вынужден терпеть эту восьмуюказнь египетскую не первый год… И ничего с ним нельзя сделать — политический,изволите ли видеть… Теперь всё же о вас. Итак, на квартиру вам больше нельзя. Явсё устроил, Серж вас отвезёт в совершенно надёжное место, где вы иобоснуетесь.

— Но я бы хотел…

— И далее участвовать в розысках? — улыбнулсяГартунг. — Ну разумеется, с чего вы взяли, что я намерен вампрепятствовать? Завтра, едва только я закончу переговоры со знакомцами, мы всеначнем действовать, и вам, конечно, найдётся место… Или вас что-то неустраивает?

— Ну что вы!

— Вот и прекрасно. Пойдёмте, Серж уже ожидает. Времяпозднее, вам пора отдохнуть после всех хлопот…

На козлах обнаружился знакомый — месье Шарль Мушкетон, он жемелкая уголовная сошка Пантюшка Кузявин. В этом факте не было ничегоинтересного или необычного. Заинтересовало Бестужева другое — поведение Сержа,не лишённое некоторых странностей. Он держался совершенно не так, как вовремена их прежних совместных путешествий: заметно нервничал, то и дело бросаяна Бестужева странные взгляды, ерзал, как на иголках, разговор поддерживалневпопад, вообще, производил впечатление то ли крепко чем-то напуганного, то лисовершенно выбитого из колеи. Левый карман пиджака у него оказался набитымизрядным количеством бумаги, а в правом имелся пистолет, чего за ним прежде неводилось. Именно пистолет, а не револьвер, Бестужев это определил быстро. Бумагв кармане таилось изрядно, они пиджак прямо-таки оттопыривали. Вороватыйприказчик тоже вёл себя диковинно: на умышленно завязанный Бестужевым самыйдоброжелательный разговор отвечал односложно, пару раз оглянулся без нужды, даи лошадью управлял как-то особенно неуклюже, что ему было несвойственно.

— У вас ничего не случилось, Серж? — спросилБестужев совершенно беззаботным тоном, небрежно развалясь на сиденье. — Выкак в воду опущенный, честное слово… Неприятности, быть может?

— Ну что вы… — Серж нервно облизнул губы. —Ничего такого… Просто настроение что-то не очень…

— Это бывает, — сказал Бестужевлегкомысленно. — А у меня, как вы, должно быть, слышали, небольшоеторжество…

— Ну как же… Мои поздравления… Французы этого прохвосталовили тщетно который год…

— Поздравления-то поздравлениями, но сухая ложка ротдерет, — сказал Бестужев всё так же игриво. — Сдаётся мне, чтоторжество это следует должным образом отметить, не откладывая в долгий ящик.Пойдёмте, Серж, в какое-нибудь весёлое местечко наподобие «Мулен Руж»? Эташельмочка Антуанетта, должен вам сказать, весьма… Не беспокойтесь, если у васнет ассигновок, я все расходы беру на себя. Едемте?

— Нет, не хочется…

— Что так? — изумился Бестужев и громко просвистелпервые строчки игривой французской песенки «Моя ножка резвая». — Неужелидела неотложные?

— Да нет…

— Вот и едемте.

— Не могу… Не хочется.

— Вы меня разочаровали, — грустно сказалБестужев. — Ну что же, придётся развлекаться одному. Не буду же я в такойвечер сидеть сычом в вашем уединённом месте… Месье Шарль, поворачивайте кМонмартру!

Шарль обернулся к Сержу и, полное впечатление, обменялся сним чуть ли не паническим взглядом.

— Э-э… Никак невозможно… — промямлил он наконец.

— То есть как? — Бестужев подпустил в голосчуточку металла. — Уж не командовать ли ты мною собрался, братец?Забываешься, дубина!

Он произнёс это в убедительной российской манере — ибедолага Шарль-Пантелей, услышав знакомые интонации, прямо-таки голову в плечивтянул. Но продолжал ехать выбранным маршрутом, ничуть не приближавшим их кМонмартру.

— Ты что, не понял, болван? — Бестужев говорилтаким тоном, словно начинал сердиться, в манере «барин капризничатьизволят». — Я кому сказал — на Монмартр? Я и в одиночку не пропаду. Живо!

— Никак невозможно-с…

— Что-о? Да я тебя, орясину такую…

— Алексей Воинович! — торопливо вмешалсяСерж. — Оставьте его, право… Имеем строгие инструкции от господинаГартунга — доставить вас на место в кратчайшее время… Вы же военный, офицер,должны понимать… Ради вашей же безопасности…

— Вздор, — сказал Бестужев. — Ладно, я сойдуздесь…

Пользуясь тем, что экипаж плёлся по-черепашьи из-заочередного затора, он привстал и занёс ногу. Цепко ухватив его за рукав, Сержпрямо-таки взмолился:

— Господин ротмистр, не надо! Мы… Я… Аркадий Михайловичвам не сказал сразу, но там у вас будет важная встреча… Нельзя заставлять этогогосподина ждать… Я вас умоляю! Это для пользы дела!

Это прозвучало так фальшиво, словно было выдумано вотсейчас, сию минуту. Вряд ли Гартунг промолчал бы о некой важной встрече,которая должна состояться в месте назначения. Объяснение подворачивалосьодно-единственное, незатейливое: эти двое просто-таки обязаны доставить егокуда им велено, причём незамедлительно… Получили строгие инструкции, неожидали, что Бестужев поломает эти планы — вот и пришлось сходуимпровизировать.

Бестужеву это начинало не нравиться. Легко списать всестранности на отеческую заботу гостеприимного Аркадия Михайловича обезопасности важного гостя — однако не стоит забывать, что могут упроисходящего сыскаться и другие толкования. Если рассуждать предельно цинично,от ротмистра Бестужева ничего более не зависит, и в дальнейших играх онсовершенно бесполезен — пользы от него никакой, своё дело он сделал… что там посхожему поводу говорилось в бессмертной трагедии господина Шекспира?

Да, вот именно… Если посмотреть на ситуацию глазами некоегоциника… Что мы получим? Ежели, паче чаяния, с господином Бестужевым что-нибудьстрясётся, все его венские заслуги в отыскании Штепанека словно бы пропадаютначисто, поскольку в Российской империи, как и в прочих странах, мёртвыхнаграждать и повышать в чинах не приятно. И если с помощью своих действительнонемаленьких возможностей Штепанека в конце концов предъявит Гартунг, то именноему чуть ли не все лавры и достанутся… Но ведь не может же оказаться… Эточересчур даже для…

Обуреваемый всеми этими хаотично пляшущими мыслями,Бестужев, тем не менее, наружно сохранял полнейшую беззаботность. Оставивпопытки выскочить из экипажа или хотя бы заставить изменить маршрут, онразвалился на сиденье в развязной позе натурального волжского купчика ипринялся насвистывать фривольную французскую песенку «Моя ножка резвая». Серж,судя по лицу, испытавший нешуточное облегчение, сказал задушевно: