Магомед, трезвый, подумал, что рядом с ними нет Аллаха. И от Аллаха в этом разговоре нет ни капли. Скорее, здесь лицемерие, достойное самого шайтана.

Так они два дня ничего не делали, потом привезли оружие – пикапом. Оружие разгрузили и решили сделать амаль – напасть на полицию в районе.

Поехали на том же самом пикапе, все вместе. И на «Патриоте».

На следующий день они решили, что раз они здесь на джихаде, то надо сделать амаль. Если говорить юридическим языком – совершить теракт.

Утром амиры, полечившись от больной головы ударными дозами кофе, собирались на первом этаже дома. У всех болела голова. Ислам маялся еще и животом.

– Хизри… – проговорил он, кривясь, – ты чем таким нас кормил? Что это за мясо было, наверное, не халяльное.

– Как не халяльное, его все ели, клянусь Аллахом, чистый халяль. Просто ты баранину ел, потом кофе, а потом к кофе холодную воду. Баранину нельзя с холодной водой, можно умереть от заворота кишок

– О, Аллах, даруй мне облегчение, сделай тяжелое легким…

Ислам бросился в туалет, вернулся немного повеселевшим.

– Ислам, брат, я придумал. Надо РОВД взорвать, оружейный комната захватить. Сразу и оружие для братьев добудем.

Ислам поцокал языком.

– Нельзя, брат.

– Это почему?

– Потому что нам тут жить еще. Все менты наши, тут их родственники живут. Нельзя нам тут жить.

– А администрация?

– Там тоже свои. А дядя Абдулбакир даже наш, он в хадж ездил.

– Брат, а как нам тогда джихад делать, если все нельзя!

– Ну, давайте на погранзаставу нападем.

Ислам приуныл. Напасть на погранзаставу – совсем не то, что напасть на райотдел. В погранцы чаще всего отбирают лучших, у них и автоматы есть, и гранатометы, и связь есть. Нет, с погранцами связываться опасно.

– Лучше с погранцами пока не делать, – осторожно сказал он, – а еще что-то есть?

– Еще? А кстати, я видел, тут один маймун[83] солдат в части берет и на работы возит[84], строит там виллу себе. Они без оружия будут, но в форме.

– Машалла! – обрадовался Ислам. – Так и сделаем…

На джихад взяли ту машину, на которой они приехали, а Хизри поехал на отцовской, на «Ландкрузере». Он первым и ехал, потому что остальные не знали, куда ехать.

Машины согнали с дороги и поставили в кустах, так что с того места, где они были, был виден какой-то населенный пункт. Магомед машинально отметил – несмотря на небольшой размер, населенный пункт богатый, судя по количеству спутниковых тарелок, и есть пара высотных зданий, с каких их можно достать. Это нехорошо – Сирия научила его всегда оценивать позицию не только по удобству, но и по опасности.

Засада была простой – машина тут поворот делала, скорость снижала. Работы для снайпера не было совсем.

– Брат, – обратился Магомед, – я в машине посижу, мне с моей винтовкой тут делать нечего. Машину постерегу.

Ислам недовольно кивнул:

– Хорошо.

Магомед сел в машину, включил кондиционер. Приятная прохлада не принесла умиротворения – скорее наоборот. Начиная с Турции, он все больше и больше убеждался в том, что они делают что-то не то.

Медленно текли минуты.

Кто они? Воины Аллаха или слуги Шайтана? Что они несут? Совершенство таухида или разорение и смерть?

Ради чего они сейчас сделают то, что задумали?

Раздумья, черные и мрачные, прервал заполошный треск автоматных очередей…

Он какое-то время сидел, сцепив зубы, потом решил все-таки пойти. Какое-то болезненное любопытство влекло его пойти и посмотреть на то, что они натворили…

Когда он вышел, все было уже кончено. Старая «газелька» стояла на обочине, разбитая автоматными очередями. Водителя уже обыскали, сейчас он валялся в пыли, и кровь его была черной-черной. Братья вытаскивали убитых солдат, вся вина которых была в том, что они носили форму и их продали их же собственные офицеры, бросали на обочину, в ряд, а Хизри носился с камерой и снимал. Потом они встали рядом с убитыми солдатами, Хизри начал снимать.

– Такбир! – крикнул Ислам.

– Аллаху акбар!

– Такбир!

– Аллаху акбар!

– Такбир!

– Аллаху акбар!

– Все, поехали, – сказал Ислам.

– Подожди… надо селфи сделать.

– Что?

– Ну селфи. В Фейсбуке выложим, там сбор объявим. А… шайтан. Палку забыл.

– Палку?

– Ну, палку для селфи. Как теперь снимать?

– А без нее нельзя?

– Нельзя… шайтан…

Они обернулись и увидели Ислама.

– Эй, брат, на телефон нас сними, ради Аллаха.

Ислам подошел ближе.

– Да, подожди… подними повыше. Извини… тебя там не будет.

– Магомед не обидится, – сказал Ислам, перехватывая автомат и поднимая указательный палец в типичном ваххабитском жесте, – он скромный.

Еще через пару дней они обстреляли полицейскую машину на трассе – та не была бронирована, и все полицейские погибли. Потом поехали в соседний район и там выстрелили из гранатомета по зданию районной администрации.

Магомед не понимал такой джихад. Если так подумать, то это и не джихад вовсе. В Сирии, в Ираке, в Дагестане, по крайней мере, было все понятно – вот менты, вот армия. Вот мусульмане, которых они притесняют. Ради того, чтобы не было этих притеснений, и ведется джихад. А тут он ведется ради чего?

Понятно, что если есть притеснения – то это джихад вынужденный. А как назвать то, что они делают, – мусульмане пришли в другую страну, тоже мусульманскую, начали нападать на полицейские участки, органы власти – зачем? Ну, хорошо, они не правят по шариату, но разве местные мусульмане так уж угнетены? Вот их хозяин – хорошо он угнетен, если он покупает виллу за три миллиона долларов в Дубае! Каждому бы правоверному такого угнетения, и побольше! Здесь живут мусульмане, им никто не запрещает исповедовать ислам, и у них нормальное государство, с домами, дорогами, светом, машинами. А они вломились сюда без спроса и начали убивать.

Почему им приказали сделать это? И джихад ли это? Или это бандитизм, прикрытый словами о джихаде?

Ответ на свой вопрос Магомед получил в один прекрасный день, когда он встал (ночью были в засаде, но впустую), спустился вниз и увидел, что окна почему-то занавешены, везде полумрак, а на одной из стен висит черное полотнище и на нем флаг «Исламского государства».