– Не кончал академии, товарищ командующий.

– Не кончали? Напрасно. А впрочем… - Бессонов понеожиданной ассоциации вспомнил, казалось сейчас, очень давний разговор вСтавке о своих годах учебы в академии, вопросы о генерале Власове и, воткнувпалочку в землю, шагнул к стереотрубе. - Впрочем, это сейчас не так важно,полковник. - И он обернулся к молча стекавшимся из разных концов траншеикомандирам. - Что ж… решение принято, Деев. Танковому полку Хохловаконтратаковать, сбивать с плацдарма танки. Вызвать сюда же весь полк реактивныхминометов. И доведите мой личный приказ до командиров стрелковых полков. -Бессонов опять поглядел на Деева, словно свинцово вбивая взглядом каждое слово.- Полкам драться в любых обстоятельствах. До последнего снаряда. До последнегопатрона. Главное - сковать немцев и уничтожать танки. Всеми средствами! Безмоего личного приказа ни шагу назад! Отходить права не даю! Это прошу помнитьежесекундно! Ясно, полковник Деев?

Он не хотел успокаивать, оправдывать, обманывать самого себя- он шел на высоту с этим обдуманным, готовым приказом, уже весь полагаясь насознательную беспощадность его как единственно возможного решения в сложившейсяна сейчас обстановке, заранее представляя потери в полках, хотя можно,казалось, было бы, рискуя следующим часом, отдать другой приказ - ввести в бойсилы второго эшелона корпуса или армейский резерв. Но ни Бессонов, ни ктодругой не способен был предвидеть, как сложится переменчивое положение черезчас, через два, то есть то положение для всей армии, когда уже представлялосьбы невозможным исправить что-либо.

Подобно тому как человек под ударами жизни тратит последниеоставшиеся деньги, зная, что запасов больше нет, так и Бессонов, вводя в делорезерв, каждый раз испытывал какую-то незащищенность будущего, беспомощнооткрывшееся пространство за спиной. Все тогда казалось зыбким, в рукахоставалась пустота. И поэтому со странной жадностью он берег резервы допоследней, предельной возможности, до того невыносимо рискованного положения,которое напоминало натянутую струну, готовую вот-вот гибельно и непоправимооборваться. Раньше ему это удавалось. Раньше ему везло. И Бессонов договорил:

– Это пока все, полковник. До конца боя буду у вас наэнпэ. Стоять на занимаемых рубежах до последнего. Для всех без исключенияобъективная причина ухода с позиций может быть одна - смерть…

Он произнес это тем своим голосом, который был знакомВеснину, слышан им на марше при встрече с танкистами, тем непреклонным инесильным даже голосом, от которого словно бы исходила смертельная волнаприказов, и при этой его интонации хотелось Веснину отвести глаза, не видетьжесткого его лица, болезненно-серого, с колючим ртом.

"Так вон он как! Значит, я не ошибся. Вот почему еще доего приезда в армию распространились слухи о его жесткости", - подумалВеснин, поглядев на Деева, покорно откозырявшего после приказа Бессонова. И воправдание подумалось еще: "Нет, возможно, он и не должен вдаваться вподробности. Да, он хочет заявить, что будет беспощаден ко всем, в том числе ик самому себе…".

И тогда Веснин, смятая этот отдающий железным холодом приказБессонова, чуть улыбнулся Дееву.

– Идите, товарищ полковник. И исполняйте своиобязанности, если все ясно.

– Все понял, товарищ член Военного совета, - груднымбаритоном ответил Деев, коснувшись кончиком перчатки рыжеватого виска подпримятой набок шапкой.

Потом разошлись, рассосались по своим местам и другиекомандиры. Траншея опустела.

– Наверное, нужно было как-то поделикатнее, ПетрАлександрович… - с укоризной сказал Веснин, когда они остались один на один.

– Не нахожу нужным искать другую форму, ибо содержаниеодно. А иным быть не могу, Виталий Исаевич! Считаю, что от нас с вами зависитне только исход этой операции, как вы правильно сказали, а гораздо большее. Тутне до леденцов!

Бессонов стал у стереотрубы, и Веснин снова увидел егоотчужденное, холодное, не подпускающее к себе лицо.

Майор Божичко - в двух шагах от него - следил за командующимс видом покорной готовности к сиюминутному выполнению любого приказа - помалейшему жесту Бессонова, по его кивку или слову; он еще на марше почувствовалтвердую силу хозяина и тогда же усвоил соответствующую манеру поведения. И отэтого тоже было не по себе Веснину, знавшему Божичко не первые день ивыделявшему его среди адъютантов за легкий, общительный нрав.

Бессонов между тем, вобрав голову в воротник, долго смотрелвниз на поле боя перед высотой. Все пространство за розоватыми извивами реки соспенной чернотой льда, искромсанного бомбами и снарядами, высокий берег,откуда непрерывно вели огонь наши батареи, пологие скаты высот за широкойбалкой слева от станицы, где в растянутом по фронту дыму взблескивали выстрелытанков, - все было в кровавом свечении заката, все смещалось, двигалось,сплеталось малыми и большими огнями, затягивалось траурными косыми шлейфамигоревшего железа, горевшего масла, бензина на земле, и чудилось, от пожаров иот заката пылал снег.

Этот хаос, эта путаница трассирующих снарядов вблизи берегаи неподалеку перед высотой НП дивизии - вся видимая обстановка боя и в дымуплохо различимая позади высоты, в северной части станицы, куда прорвалисьнемецкие танки, по которым недавно стреляли "катюши", представиласьВеснину настолько определенно-ясной, не вызывающей никаких сомнений, что былопросто непонятно, почему вот сейчас Бессонов молчал, а худощавое, лиловое отзаката лицо его выражало странную брезгливость. И Веснин тоже не говорилничего, взволнованный не опасностью окружения, а тем, что, мнилось, ниБессонов, ни Божичко не чувствовали и не видели в эту минуту того, что видел ичувствовал он.

А Веснин видел, как за рекой, охватывая слева и справа степьперед высотой, немецкие танки продвигались к берегу, переправлялись слева,ползли во тьме дыма все дальше и дальше в глубь обороны дивизии, как стрелялапо ним с северного берега противотанковая артиллерия и на южном берегунесколько орудий, обойденных с тыла, развернувшись на сто восемьдесят градусов,били по ним сзади. Танки продвигались, малиново-серыми тенями выползали изосвещенной мглы, переправлялись на северный берег через полуразрушенный мостлевее высоты. Потом закраснел, расползся огонь на мосту - немецкий танкзагорелся на середине пролета, но тотчас другой танк, следом вползший на мост,с ходу ударил лобовой частью подожженную машину, и та стальной тяжестьюобрушилась с пролета на лед реки, погружаясь в огромную продавленную полынью,чернея башней, а другие танки шли и шли по освобожденному мосту.

Тогда Веснин, полуобернувшись и увидев опять освещеннуюзакатом, выбритую до гладкой синевы щеку Бес-[214] сонова, молча стоявшего устереотрубы, сказал с нескрываемым беспокойством:

– Петр Александрович, посмотрите на мост! Не понимаю -саперы не успели взорвать? Или немцы восстановили?

В сторону моста скользнул обламывающий свинцовый взглядБессонова, который, как только пришли на НП, подавлял и будто отталкивал всехот себя; голос же его прозвучал утомленно: