Старыгин решил, что он не слишком был им нужен. Если бы ониискали Машу, они разобрали бы тут все по камешку.

Он выждал некоторое время и направился в тут же сторону, чтои преследователи. Коридор был прямой, так что долго видно было отблески ихфонарей. Машу увели в другую сторону, но идти туда одному без света было быглупостью. К тому же прошло слишком много времени, он все равно никогда недогонит этих бедуинов. Старыгин понятия не имел, зачем им понадобилась Маша.Откровенно говоря, он вообще не знал, что же сейчас делать.

Голова кружилась все сильнее. Старыгин брел тихонько,опираясь рукой о стену. Свет фонарей впереди давно пропал, он брел по инерции.И наконец услышал впереди звуки голосов. Сначала неразборчивое гуденье, потомотдельные возгласы. А вот чей-то хорошо поставленный голос долго рассказываетчто-то.

«Слава тебе, Господи, — подумал Старыгин, — этотуристы».

Не привлекая к себе внимания, он смешался с группой, потомпотянулся за другими, которые шли уже к выходу. В полумраке никто не заметилего пыльной одежды и огромной шишки на голове. Но когда Старыгин выбрался наплощадку, залитую косыми лучами заходящего солнца, силы оставили его и он упалбы, если бы не поддержала его могучая американка в полосатом платке, завернутомна голове на манер турецкого тюрбана.

Старыгин все заваливался на бок, американка кудахтала такгромко, что сбежались остальные туристы.

— Врача, врача! — кричала сухонькая старушка вэлегантной соломенной шляпке. — Джордж, где же вы? Человеку нужна вашапомощь!

— Но я же стоматолог! — отнекивался мужчина ввыгоревшей футболке.

— Но вы же говорили, что стоматолог — тоже врач!

Под давлением общественности Джордж взял Старыгина за руку ис глубокомысленным видом стал считать пульс.

— Я говорил, что в пирамидах очень плохаяэкология! — сказал он. — Наверное, у вас слабые сосуды.

— Благодарю вас, — сказал Старыгин, настойчивопытаясь освободить свою руку, — мне уже лучше…

Американка в тюрбане протянула ему пластиковую бутылку сминеральной водой, которой Дмитрий Алексеевич обрадовался несказанно. Он вылилводу себе на голову, допил остатки и встал довольно решительно.

— Не надо врача! — пресек он попытки сердобольнойстарушки. — Я найду своих…

Американцы отпустили его с большой неохотой. Но Старыгинувовсе не улыбалось сейчас объясняться с какими бы то ни было властями. Емусовершенно нечего было им сказать. Да и времени не было.

Он отошел в сторону и с трудом нашел небольшой пятачок втени. Американка в полосатом платке все оглядывалась по сторонам, так чтоСтарыгину пришлось спрятаться за выгоревший шатер.

Наконец американские туристы с шумом погрузились в автобус иуехали в Каир. Старыгин с облегчением выпрямился и сел свободнее.

Выветренные камни пирамид понемногу окутывал легкий вечернийтуман. Горы Мукаттама на другом берегу Нила розовели в лучах заходящего солнца.

Площадь перед пирамидами быстро пустела. Солнце село оченьбыстро, как это всегда бывает на юге, и люди торопились уехать до темноты.Торговцы свертывали свои палатки, торопливо собирали товар. Старыгин закрылголову руками и почувствовал, что силы совершенно его покинули.

Из полосатого выгоревшего шатра вышел пожилой араб, тронулего за плечо и сказал что-то по-своему.

— Мне нужно быть здесь, я жду свою подругу, —ответил Старыгин по-английски.

— Скоро будет совсем темно и холодно, возразилнастойчивый араб на ломаном английском, — здесь никого не останется, кромеменя и еще нескольких сторожей. Поезжайте в город!

Старыгин не глядя протянул ему денежную купюру. Арабразгладил ее на смуглой ладони и уважительно замолчал. Потом он жестомпригласил Старыгина в палатку.

Старыгин пил красный душистый чай и слушал, как на улицеараб шаркает метлой. Мысли понемногу возвращались на место, но были по-прежнемубезрадостны. Маша пропала, а он не смог ее защитить. Но если рассуждатьлогически, то те люди, что увели ее, являются врагами людей Азраила. И еслиАзраил — злодей, то, возможно, бедуины не собираются причинять Маше вред.

Логика не помогала, Старыгин все больше волновался за Машу.Чтобы отвлечься, он раскрыл дневник ее деда. Расшифровка шла медленно. Старыгинлистал пожелтевшие страницы. Кое-где записи так стерлись, что разобрать их небыло никакой возможности, тем более что в палатке было полутемно. Вот попалисьнесколько страниц, заполненных текстом, но без заглавия. Приглядевшись,Старыгин увидел, что кое-что вырвана из тетрадки. Кем, когда? Нужно будетспросить у Маши…

Он вспомнил, что Маша где-то далеко, в опасности, и можетбыть именно сейчас ей плохо, больно и страшно. От этой мысли самому сталонехорошо, и Старыгин с удвоенной энергией принялся за чтение, чтобы отвлечься.

"…Серебряной парчи на 15 лир 4 сольда, алого бархата наотделку на 9 лир, шнурков на 9 сольдов, пуговиц на 12 сольдов. Настаджио,мошенник, опять требует денег на овес, а ведь я только на той неделе дал емупять лир. И его-то тоже грех не понять: три месяца ведь жалованья ему неплатим. Ох, Учитель, Учитель! Вот уже больше года от герцога ни гроша неполучает, герцогский казначей, Амброджио Феррари, каждый день только обещаетзавтра, мол, будут вам деньги, а сам только насмехается., а все деньги, чтоесть, уходят на прихоти Учителя — на лошадей, да на трупы для его анатомии, дана диковинных зверей, да на рыб, да на прочих гадов. Одному только палачу, чтоворует для анатомии трупы повешенных, пять флоринов намедни заплачено. Виданноели дело! Да три флорина на починку стекол и печей в теплице, где рыбы и гадысодержатся, да четыре флорина Учитель дал в долг Пачиоли, который ни в жистьэтих денег не вернет! Ох, Пресвятая Дева, и за что мне только эти мучения! Самя, по своей воле, взвалил на себя хозяйство, что же теперь делать? За одногоэтого полосатого дьявола, за жирафа, что Учителю для его штудий понадобился,шесть золотых дукатов заплатили! А ведь все равно подохнет, зачем только этупроклятую тварь откармливать! И ученики недовольны, один Джакомо, маленькиймошенник, ходит и посмеивается, потому как на руку нечист, а Учитель все емупрощает. Сколько на него денег ушло, одному Господу известно. Только на одеждув первый год: плащ — 2 лиры, 6 рубашек — 4 лиры, 3 куртки — 6 лир, 4 парыштанов — 7 лир 8 сольдов, одежда на подкладке — 5 лир, 24 пары сапог 6 лир 5сольдов, шапка —1 лира, поясов, шнурков 1 лира. Как только этот паршивецистоптал за год двадцать четыре пары сапог? А 7 сентября пропал у менясеребряный штифт ценою в 22 сольдо, и я вдоволь наискался и нашел его в сундукетого Джакомо. И когда Учитель брал его с собою в дом мессера Галеаццо даСансеверино, Джакомо подобрался к кошельку одного из слуг и вытащил из негоденьги, 2 лиры 4 сольда. И когда Учителю магистр Агостино ди Павия подарилтурецкую кожу на пару башмаков, этот Джакомо ее украл и продал сапожнику за 20сольдов. А Учитель все ему прощает и водит с собою всюду, а когда он повел егос собою ужинать, тот мошенник поужинал за двоих и набедокурил за четырех,разбил три графина и разлил вино, а платить опять мне.