Лексус очнулся, тряхнул головой и уставился на аномалию с подозрением, достал из кармана гайку и, перед тем как бросить ее, прикинул, успеет ли убежать, когда аномалия начнет разряжаться. В том, что разрядится она как минимум странно, он не сомневался.

Замахнулся для броска и ощутил острое нежелание бросать гайку, словно это действие способно осквернить святыню. Он прищурился, разглядывая сотканную из лучей медузу, и его снова потянуло к ней, ведь она – центр мироздания, точка могущества. Сделай несколько шагов – и мир у твоих ног, хочешь карай, хочешь милуй.

Аномалия соткала из сияния сосредоточенное лицо Мулата, который остался снаружи. Хочешь – покарай его. Он не властен над тобой, ты стоишь в колыбели творения, зачем отказываться от возможности побыть богом?

Шаг. Еще шаг. Пространство стало плотным и ласковым, как материнские руки, обняло, согрело, утешило. Лишь одно ощущение звучало фальшивой нотой – пекло грудь, будто медальон с «ключом» разогрелся и жег кожу сквозь золотой медальон.

Лексус протянул руку, но отдернул ее, когда медуза вскинула сияющее щупальце и потянулась навстречу. Что-то толкнуло в грудь. Наваждение рассеялось, и вот он стоит посреди поляны, где за аномалией, похожей на живое существо, в немыслимых позах замерли каменные люди. Или не каменные? Это вещество напоминало темный грубый кристалл, оно будто проросло сквозь тела, сквозь человеческую плоть, и заменило ее. И еще у вещества были разные оттенки, будто в своей работе неведомый скульптор использовал различные материалы. И звали того скульптора – Зона. Один сталкер, будто высеченный из розового мрамора, замер, преклонив колено и упершись рукой в землю, он словно пытался вылезти на поверхность, запрокинул голову и разинул рот в беззвучном крике. За ним замер бородатый человек из черного базальта, в зимней куртке и сапогах, черное ружье было нацелено на аномалию, в навеки ослепших глазах ненависть смешивалась с ужасом.

Сколько их здесь? Десятки, сотни смельчаков, которые добрались до Сердца и не смогли противиться зову, шагнули в аномалию и окаменели навсегда.

Но почему у Лексуса получилось? Что спасло его – «ключ», программа «хозяина» или интеллект?

Он еще раз окинул взглядом окаменевшие лики: боль, ужас, отчаяние. Даже самый талантливый скульптор не смог бы передать движение, словно замороженное в этих телах, слепки чувств на лицах.

Эмоции этих людей передались Лексусу и окончательно отрезвили его. Получается, эта аномалия отнимает чужие жизни. Или души? И рождает артефакт, способный подарить жизнь. Остался вопрос, как разрядить ее и остаться в живых?

Он мотнул головой и задрожал от ледяного дыхания смерти, взял себя в руки, покосился на медузу, которая пульсировала, меняла цвета, манила… Скосил взгляд на окаменевших сталкеров и только сейчас заметил, что у каждого свой цвет: кто-то серый, как прибрежные скалы, кто-то белый, кто-то будто выточен из малахита. Какой цвет медуза выбрала ему?

Как повернуть ситуацию себе на пользу? Лексус потрогал браслет на руке, надеясь, что влияние сильной аномалии свело на нет программу, заложенную в «хозяина», коснулся черных и серебристых нитей…

Неужели получится наконец от него избавиться?

Лексус попытался сорвать браслет, но пальцы привычно не послушались. Он не удивился и не расстроился, зато схлынул страх перед аномалией. Так памятник себе воздвигнешь нерукотворный и пополнишь галерею каменных горе-сталкеров, эдак тебя пристрелят.

Наполнившись бессильной злобой, он сделал шаг к аномалии, но дальше его не пустила программа «хозяина». Эта же программа заставляла мозг трудиться над задачей, как же добыть артефакт. Лексус решил сделать это привычным способом – отошел на безопасное расстояние от аномалии, покатал гайку по ладони, замахнулся, бросил.

Время на миг остановилось. Лексусу даже показалось, что гайка зависла в воздухе, махнула красным тряпичным хвостом, а потом ускорилась, прошила аномалию и будто бы растворилась в ней. Лексус приготовился падать на землю и накрывать голову руками, но медуза не взорвалась, не стала метать молнии, не испустила ядовитый газ, по ней побежали золотистые волны, она дернулась, словно заглатывая добычу, и выстрелила гайкой в окаменевшего сталкера, протянувшего руки к небу, будто призывая высшую справедливость.

И что теперь делать? Жить здесь? Лезть в аномалию? Думай, голова. Мулат уверен, что получится извлечь из аномалии «респ», но каким способом? Что у тебя есть такого, чего не было у каменных сталкеров?

«Ключ»! Конечно же! Лексус снял медальон, открыл его: артефакт светился изнутри, и казалось, что он поет, но всеми цветами радуги. С минуту Лексус завороженно на него смотрел, потом взял двумя пальцами и, повинуясь непреодолимому желанию гармонизировать мир, бросил в аномалию.

Она вспыхнула так ярко, что на пару секунд Лексус ослеп, а когда проморгался и вытер навернувшиеся слезы, аномалия исчезла, а на ее месте красным пульсировал полупрозрачный плоский камень размером с кулак младенца.

Не особо радуясь победе, Лексус подошел к артефакту, взял его двумя пальцами: тяжелый, теплый, мутный, а внутри бьется красный огонек, как сердце, и его пульсация совпадает с сердечным ритмом. Вот, значит, ты какой, камешек, дарующий жизнь!

Лексус раскрыл висящий на поясе контейнер и положил туда артефакт. Еще немного, и ноги сами понесут его навстречу погибели. Пока было несколько минут свободы, Лексус зашагал к каменным сталкерам. Был у него приятель, Поларфокс, который все искал смысл жизни, да так и сгинул в Зоне, почему-то думалось, что он именно здесь.

Лексуса не оставляло ощущение, что жизнь не ушла из окаменевших сталкеров до конца, стоило повернуться к кому-нибудь спиной, и казалось, что кто-то недобрый сверлит спину взглядом. Если допустить, что душа существует, то значит, что души не оставили каменные тела и страстно желают освободиться.

– Вы мне не завидуйте, – Лексус похлопал по плечу сталкера с квадратной челюстью, злобно смотрящего сквозь него. – Недолго мне быть живым.

Или почудилось, или на самом деле каменные глаза сталкера обрели осмысленность, дрогнули губы – Лексус шагнул назад, окинул взглядом остальных бедолаг и увидел гранитного Фокса. Неизменная окаменевшая гитара лежала у его ног. Фокс отводил для броска руку, сжимающую гранату, на его породистом лице, обрамленном застывшими в движении волосами, застыла решимость.

– Эх, Олег, – Лексус вздохнул. – Что ж ты… Что мне теперь Таньке сказать? Она все еще ждет тебя, дурака…

Подходить к нему Лексус не решался, теперь он держался подальше от каменных сталкеров, ведь в Зоне может произойти что угодно. Например, эта терракотовая армия оживет и попытается вернуть Зоне то, что принадлежит ей. А что если она считает, что имеет право на душу Лексуса?

Он шагнул назад, и в этот миг донесся едва различимый шелест наподобие шелеста одежды… Нет, шелеста песка, бегущего сквозь пальцы на бетон. Звук повторился, и Лексус попятился, лихорадочно соображая, что делать дальше. Раньше у него был «ключ», благодаря которому его пустили к Сердцу, а что если его отсюда не выпустят?