Так за локоть сестра и привела меня к стойке.

— Распишитесь, пожалуйста… Здесь и вот здесь, —сказала она и сунула мне шариковую ручку. Я дважды расписалась «ДжиллианФоррестер» и подняла голову, не зная, что делать дальше. — Вы звонили впохоронное бюро?

— Нет еще. — Он даже не успел остыть…

— Телефонная будка в вестибюле, номера похоронных бюроприведены в справочнике на страницах желтого цвета. Выбирайте сами. — Воти все. Найди страницы желтого цвета, проведи по ним пальцем и… О господи.

Хобсон… Хобсон… Как там его? Ах да, Джордж Хобсон… «Поручитенам ваших любимых»… Я знала парня, который сделал им эту рекламу.

Я нашла в справочнике нужный номер и набрала его.

— Приют Хобсона, — ответил мне медоточивый голос.Боже мой…

— Это миссис Форрестер. Я бы хотела поговорить о…

— Минутку, пожалуйста.

— Да? — Голос был грудной, мелодичный, но онгромом отдавался у меня в ушах. Должно быть, этот гробовщик — гомик. Позднее яубедилась, что была права, когда навстречу вышел томно улыбающийся жеманный человечекв черном костюме в обтяжку.

Я рассказала ему, что случилось. Он поспешил заверить, чтоникаких трудностей не будет. В три часа подъедет катафалк и заберет мистераМэтьюза. Устроит ли это меня?

— Да, — сказала я, — устроит.

— А в три тридцать он уже будет у нас в бюро. Там идоговоримся об условиях. Вы согласны, миссис Форрестер?

— Да, согласна.

— Вы сестра покойного?

— Нет, я его жена.

— Ох, простите, мне послышалось «Форрестер»… — Он началрассыпаться в извинениях.

— Все правильно, Форрестер. Я предупрежу врачей, что выподъедете к трем. — Наплевать, что он подумает. Законная или гражданская,но я Крису жена.

Я сказала сестре, что катафалк придет в три, и вернулась кТому.

— Джиллиан, может, вернемся в город? Я отвезу вас, амою машину отгонит кто-нибудь из ребят.

— Нет. Я подожду. Но вы поезжайте, если хотите. Намнезачем сидеть здесь вдвоем.

— Я остаюсь. — Это прозвучало очень решительно. Ябыла ему так благодарна, что не стала возражать.

— Может, вы приляжете?

— Нет, со мной все в порядке.

— Вы уверены?

— Да. Спасибо. — Я попыталась улыбнуться, чтобыуспокоить Тома. Не ответив на мою улыбку, он отошел к группе людей, видевшихКриса последними, и что-то вполголоса сказал им. Они по очереди оборачивались,смотрели на меня, быстро отводили глаза, пожимали Тому руку и уходили. Один изних забрал ключи от машины Барди. Безмолвные плакальщики исчезли.

— Том, я могу вернуться с катафалком Хобсона. Так дажелучше.

— Нет, это невозможно. Как вы думаете, что бы сказал обэтом Крис? — Удар пришелся ниже пояса, и я отступила.

— О'кей.

— Давайте поедим. Тут, через дорогу, закусочная. Явозьму вам гамбургер.

— Я не могу… — При одной мысли о еде к горлу подступилатошнота.

— Тогда выпьем кофе. Пойдемте.

Мы сидели, пили кофе, курили, а минуты ползли. За это времямы не произнесли и десятка слов. Рядом сидел неведомый друг Криса, единственныйблизкий человек, способный разделить мое горе. Я нуждалась в нем, цеплялась занего, но не могла заставить себя заговорить.

Наконец подъехал катафалк от Хобсона — длинная машина коричневогоцвета, которой управлял человек типично шоферского вида. Похоронная колесница.Дроги для Криса.

Криса положили на узкие металлические носилки, прикрыличем-то зеленым, похожим на брезент, привязали ремнями, погрузили в машину череззаднюю дверь, захлопнули ее, и шофер, поглядев на меня, спросил:

— Вы поедете следом или встретимся на месте?

— Следом, — сказала я. Мне хотелось проводитьКриса.

Подняв глаза на Тома, я поняла, что все это время с силойсжимала его руку. Мои ногти врезались в его ладонь, но он не произнес ни слова.Наверное, даже не заметил.

Мы сели в машину Криса, и Том нажал на газ.

— Соблюдайте дистанцию, — пробормотала я, повторивслова Криса, сказанные в день нашего возвращения. «Соблюдай дистанцию»… Тут яобняла Тома Барди и захлебнулась рыданиями…

— Вы готовы? — осведомился шофер катафалка. Томпоглядел на меня, я кивнула, откинулась на спинку кресла и пожалела, что непослушалась Пег. Элениум не помешал бы. Нет, я справлюсь сама, без всякогоэлениума. Спасибо, боже, что послал мне Тома Барди.

Меня провели в крошечный кабинет Хобсона, элегантнообставленный мебелью в стиле Людовика XV. Том остался ждать снаружи. Вошелчеловек, говоривший со мной по телефону. Он же встретил нас в вестибюле.

— Я мистер Феррари. Миссис Форрестер, не правда ли?

— Да.

— Так… когда похороны?

— Еще не знаю.

— Конечно. Мы поместим мистера Мэтьюза в георгианскомзале. Я покажу его вам, когда вы ознакомитесь с нашими проспектами. Потом ясведу вас с нашими косметологами, а затем мы спустимся вниз и подберем гроб.После этого у вас не останется никаких забот. Давайте прикинем… Сегодняпятница. Можно предположить, что похороны состоятся в воскресенье. Или впонедельник?

Он осклабился улыбкой крокодила и похлопал меня по руке. Огосподи, пусть он уберет свои вонючие лапы! Этот гнусный тип изъяснялся, какэкскурсовод на морской прогулке. «А теперь…» Дерьмо.

— Ах да, миссис Форрестер, не доставите ли вы сегоднявечером выходной костюм мистера Мэтьюза, включая ботинки? — Костюм? Я незнала, существовал ли у Криса такой костюм.

— Зачем? — Похоже, мой вопрос потряс этого знатокаобычаев до глубины души.

— Чтобы обрядить его. — Снова эта улыбка,снисходящая до моей глупости.

— Обрядить? Ах, перед тем как положить в… Нет, этого нетребуется. Вопрос исчерпан. Его похоронят в том, что на нем надето.

— Он носил костюм?

Нет, мистер Феррари, костюмов он не носил. Он предпочиталдругой стиль, и этот стиль мне нравился, — вспылила я, и мне сразуполегчало. — Впрочем, о деталях я посоветуюсь с его матерью. Она прилетаетсегодня вечером.

— С Востока?

— Нет, из Денвера. — Не беспокойтесь, вамзаплатят, мистер Феррари. Вы получите ваши денежки. Для этого и существуютдокументы.

Тут он торжествующе усмехнулся, уверенный, что мать мистераМэтьюза согласится хоронить сына в костюме. Может, так оно и будет. Мать естьмать, и ее слово — закон.