— Крис часто ходил в церковь?

— Увы…

— Не слишком. — Ложь во спасение. Никогда он тамне был.

— Я пресвитерианка, а его отец был методистом. Недумаю, что Кристофер чувствовал разницу. Он никогда не был ортодоксом. —Что ж, с одной проблемой покончено. Кстати, насчет «ортодокса» миссис Мэтьюзбыла абсолютно права.

— Рядом с нашим домом есть небольшая, но красиваяпресвитерианская церковь. Утром я могла бы поговорить со священником.

— Можно мне пойти с вами?

— Ох, простите… Конечно. Я не собиралась командовать,просто подумала, что…

— Джиллиан, вы все сделали правильно. Не волнуйтесь.

— Мы зайдем утром и вместе сходим в церковь, —сквозь зубы процедила Джейн. Она действительно очень походила на брата.Отпевание? Это нужно не Крису, а его матери и нам. Панихиду служат для живых, ане для мертвых.

У гостиницы мы снова обнялись, и они вошли в вестибюль.Высокая красивая девушка с походкой Криса и маленькая леди в черном костюме.Она была немного ниже меня, но казалась крошечной — наверное, потому, что быламатерью Криса… Я посмотрела на часы и решила вернуться к Хобсону. На однуминутку. Хотелось побыть наедине с Крисом. Миссис Джегер чуть-чуть подождет.Она все понимает.

Я снова оставила машину на стоянке, вошла и с облегчениемубедилась, что мистер Феррари уже ушел. Бледная девушка все еще сидела застойкой, попивая кофе из пластмассовой кружки. Это напомнило мне о кофепитиях в«Жизни женщины». Я побрела по коридору, твердя себе, что для нее это «всеголишь работа». Кем надо быть, чтобы выбрать себе такую работу? В журнале ключомбила жизнь — многолюдная, многоцветная, многошумная… А работать здесь — всеравно что самому лежать в гробу.

Я медленно вошла в зал, села, откинулась на спинку стула, закрылаглаза и задумалась. На память приходили какие-то куски, обрывки и ничего незначащие слова… Пятнадцать часов назад Крис спускался по лестнице, а теперьлежит в тихой комнате, уставленной яркими цветами… Может, стоит задержатьдыхание, закрыть глаза, сосчитать до семисот двенадцати, и все уйдет, какдурной сон?.. Нет, ничего не вышло. Я вздохнула, открыла глаза и увидела все тоже, то же самое. Разница была лишь в том, что я задохнулась и младенецзавозился во мне, разгневанный нехваткой кислорода…

Тогда я медленно подошла к распятию и опустилась на колени,глядя туда, где покоилась невидимая голова Криса. Слезы катились по моему лицуи тихонько капали на бархат. Думаю, я молилась. А впрочем, не знаю… Затем явстала и ушла.

Хотелось еще раз ощутить, что Крис со мной, что он рядом.Нет, тщетно. Крис лежит в гробу, его больше нет, я одна.

Машина Криса сиротливо дожидалась меня на стоянке. Я завеламотор, помня о «соблюдении дистанции», и поехала сквозь туман наСакраменто-стрит. Близилась полночь. Бедная миссис Джегер… Я отперла дверь,вошла, оставила пальто на стуле в передней и на цыпочках двинулась к кухне —единственному месту, где еще горел свет.

— Миссис Джегер… Миссис Джегер… — Наверно, Сэмпроснулась, и соседка поднялась к ней. Добравшись до лестничной площадки, яувидела, что в спальне зажегся свет. Пег стелила мне постель.

— Ох, Пег, ты святая… — Я привалилась к косяку иуставилась на нее во все глаза.

— Не болтай ерунды. Ложись спать. Сядь, я помогу тебераздеться.

— Пег, ты сама еле жива. Ведь по нью-йоркскому временисейчас три часа ночи.

— Именно благодаря этой дурацкой разнице я и успеладолететь вовремя, так что лучше помалкивай.

— Боже мой, Пег, что я стану делать, когда вырасту, атебя не окажется рядом?

— Замолчи. Никогда этого не будет.

— А где миссис Джегер?

— Ушла как раз перед твоим приходом. Она бы ни за чтоэтого не сделала, но я заговорила ей зубы и буквально вытолкала за дверь… Гдеты была?

Встречала миссис Мэтьюз в аэропорту, возила к Хобсону, потомдоставила их в гостиницу, а сама… вернулась к Хобсону.

— Вернулась к Хобсону, этому гробовщику? Зачем? Хочешьдоконать и себя, и ребенка?

— Нет. То есть да. Хобсон — местный гробовщик, но яникого не хотела доконать, Пег. Кто-то должен был встретить ее.

— Никого другого не нашлось?

— Там была сестра Криса, но… Черт побери, я не моглаиначе!

— Ладно, ладно… Слушай, надо бы сварить какао, что ли…Я привезла из Нью-Йорка таблетки.

— Какие таблетки?

— Успокаивающие. Я позвонила твоему врачу, и он далрецепт.

— Господи, Пег…

— Ты принимала элениум?

— Ну, вообще-то… — Я покачала головой.

— Я так и знала.

Я огляделась. Все в спальне осталось по-прежнему, толькостало немного опрятнее, и с кровати исчезло барахло. Вешалка с новым серымплатьем висела на двери шкафа.

— Пег, ты не уберешь это? Я не могу его видеть.

— Конечно. — Платье тут же исчезло в шкафу.

— Похороны в воскресенье, так что в понедельник тысможешь выйти на работу.

— Ты дашь мне хоть слово сказать? Я предупредила, чтовернусь через неделю.

Пег… Пег… Неизменная Пег, придерживавшая мою голову, когда яв первый раз напилась… Она всегда, всегда была рядом. Прошло всего несколькочасов после моего звонка, а она уже здесь. Одолела три тысячи миль, едва вошлав дом и принялась стелить мне постель. Прилетела из Нью-Йорка, чтобы лечитьменя и быть при мне ночной сиделкой… Все для меня. Крис никогда бы не понялтакой дружбы, но спасибо тебе, господи, за Пег. Таких, как она, одна намиллион. Как мне повезло с одноклассницей!

Пег дала мне таблетку, заставила запить ее горячим какао, ая сидела, думая о Крисе, лежащем у Хобсона.

— Пег…

— Помолчи. Лучше скажи, где мне лечь. Может, в комнатеСэм?

— Пег, ложись здесь. Я сама пойду ночевать к Сэм.

— Ни за что. Если попробуешь спустить ногу с кровати,познакомишься с моим знаменитым «крюком» левой!

— Ты про тот удар, из-за которого тебя чуть не выгналииз школы?

— Он самый. — И мы захихикали.

— Пег…

— Да?

— Знаешь, я…

— Знаю… — Она взяла пустую чашку, погасила свет, и яначала куда-то проваливаться. На секунду мне показалось, что рядом с кроватьюстоит кто-то, похожий на Пег Ричарде. Но нет, не может быть. Пег в Нью-Йорке…Должно быть, это Крис… Не забыть рассказать ему утром, какой мне приснилсястранный сон. То-то он посмеется…

В окна врывалось солнце, снизу доносились голоса… Господи…Который час? Без пятнадцати двенадцать! Вскочив, я бросилась на лестничнуюплощадку.