— А теперь давайте спустимся и выберем гроб.

Мы вышли из кабинетика, размерами напоминавшего монастырскуюкелью, и я увидела Тома, одиноко сидевшего у дверей. Хорошо, что он не ушел.

— Мы ненадолго, — сказала я, и Том кивнул. МистераФеррари чуть не хватил удар. Похоже, он рассчитывал устроить мне целоепредставление.

Только в лифте до меня дошло, как я выгляжу. Джинсы,сандалии, старый свитер Криса… Бедный мистер Феррари. Ладно, наверное, оно и клучшему. Может, счет будет не таким большим. Я не знала, насколько обеспеченамиссис Мэтьюз, а от моих сбережений могли остаться рожки да ножки. Обычнопохороны обходятся в несколько тысяч.

Мистер Феррари отпер дверь, за которой открылось помещение,битком набитое гробами разных фасонов. Они стояли на столах вдоль стен икрасовались, словно автомобили на выставке. С распятиями и без, с украшениями ибронзовыми ручками, обтянутые атласом, бархатом и муаром. Я заметила, чтомистер Феррари набрал в грудь побольше воздуха, готовясь произнести целую речь.Вылитый начальник отдела сбыта автомобильного завода.

— Я беру этот.

— Этот?

— Да, этот.

— Очень хорошо, но позвольте показать вам…

— Нет. Сколько он стоит?

Он заглянул в перечень и сказал:

— Триста двадцать пять долларов.

— Хорошо. — Я повернулась и вышла из комнаты,нажав на кнопку лифта прежде, чем мистер Феррари успел перевести дух иприсоединиться ко мне. Наверху я протянула ему руку и собралась уходить.

— Мистер Мэтьюз будет готов к семи часам вечера. Вы ещене видели зал.

— Я уверена, что все будет нормально, мистерФеррари. — Я была измотана до предела. Хотелось поскорее убраться из этогоместа.

— Вы не передумали насчет костюма?

— Не передумала. Спасибо. — Сохраняя остаткидостоинства, я направилась к двери. Том двинулся следом.

Когда мы вышли на улицу, он тревожно посмотрел мне в глаза.

— Как вы?

— Мне стало легче… Поехали за Сэм. — Я назвалаадрес школы. Было уже почти половина пятого, и девочка, наверное, недоумевала,что случилось.

Сэм рисовала в кабинете администратора и выглядела ужаснодовольной.

— Где ты была?

— Я была занята. Поехали, радость моя, пора домой.

Она сгребла рисунки, подхватила куртку и побежала к двери.Когда Сэм исчезла, ко мне подошла администратор и пожала руку.

— Примите мои глубочайшие соболезнования, миссисФоррестер.

— Спасибо. — Придется привыкать. В ближайшиенесколько дней мне предстоит выслушать массу «глубочайших соболезнований».

Том ждал нас в машине.

— Кто это?

— Друг дяди Криса.

— Ага. — Других рекомендаций ей не требовалось…

Тут же завязалась беседа. Это было мне на руку. Я слишкомустала и впала в оцепенение.

— Том, остановитесь, пожалуйста, у цветочного магазина.Это недалеко от нашего дома. У вас есть время?

— Конечно.

— Зачем тебе цветы, мамочка? У нас их полным-полно.

— Надо будет послать их одному человеку. — О боже…До меня дошло, что рано или поздно придется обо всем рассказать ей. Как этосделать, я не знала. И все же от этого никуда не уйти.

Заплатив двести долларов за полевые цветы разных оттенков, явелела к семи вечера доставить их в бюро Хобсона. Мысль о белых или розовыхгладиолусах была нестерпима. Это не для Криса.

Сидя в машине, Том и Сэм щекотали друг друга. Я усталоулыбнулась. Том… Поразительно.

Он отвез нас домой и спросил, не надо ли мне ещечего-нибудь.

— Нет, спасибо. С остальным я справлюсь сама. Может,пообедаете у нас?

— Благодарю. Я лучше пойду домой.

— Хотите, я подвезу вас?

— Нет. Я живу в шести кварталах отсюда. Пройдусьпешком, только поставлю машину.

Стоя перед дверью, мы с Сэм следили за ним. Том вернулся.Вид у него был такой же усталый, как и у меня. Он остановился, не зная, чтосказать.

— Том… Не могу выразить, как я вам благодарна… Выневероятно… поразительно… — Слезы мешали мне говорить.

— Вы тоже, Джиллиан, вы тоже. — Он наклонился ипоцеловал меня в щеку, потрепал Сэм по голове и пошел по улице, опустив голову.Мне показалось, что он плачет, но с уверенностью я этого сказать не могла,потому как плакала сама.

— О чем ты плачешь, мамочка? Тебе больно?

— Да, наверное…

— Тогда я полечу тебя, и все пройдет.

— Спасибо, моя радость…

И мы, взявшись за руки, стали подниматься по лестнице,одинокие, как прежде.

Миссис Мэтьюз позвонила, когда Сэм заканчивала есть. Самолетприбывает в девять, но встречать ее не нужно. Я ответила, что непременновстречу, и принялась соображать, кого бы можно было попросить посидеть с Сэм.Первая же соседка, которой я позвонила, ответила, что с радостью сделает это.

— Ох, Джиллиан, я все слышала в сводке новостей. Какоегоре, какое горе! — Опять, опять, опять…

— Спасибо, миссис Джегер, спасибо. — В сводкеновостей? Иисусе!

Сэм была золото, а не ребенок: приняла ванну, поела иотправилась спать без всяких разговоров. Один раз она спросила про Криса, номне кое-как удалось уклониться от ответа. Не хотелось, чтобы имя Криса вызывалоу нее воспоминания о слезах и горе, с которым ей придется столкнуться вближайшие дни. Расскажу обо всем, когда научусь держать себя в руках. Когда этопроизойдет? Когда-нибудь. Рано думать об этом.

Миссис Джегер пришла в восемь часов, и я поехала в аэропортвстречать миссис Мэтьюз, чуть не забыв переодеться во что-нибудь скромное ичерное. Мои джинсы и свитер Криса остались лежать на так и не убранной кровати,рядом с серым платьем.

Я стояла в аэропорту и ждала самолета. Интересно, здесь лиДжейн? Никого похожего вокруг не было. Я успокоилась и стала смотреть напосадочные огни. Полдюжины самолетов готовилось подняться в воздух, и столькоже садилось.

— Прибыл рейс четыреста второй, «Юнайтед Эйрлайнс», изДенвера. Просим встречающих пройти к воротам номер три… Прибыл рейс четыреставторой…

Она вышла одной из первых, и я сразу узнала маленькуюкрасивую седую даму в скромном черном костюме. Оглядевшись, она прошла мимо.Наверно, сразу не узнала…

— Миссис Мэтьюз…

— Джиллиан?

— Да.