Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Да и не был Тикарам, если уж на то пошло, обыкновенным.Обыкновенные старики не таскают при себе пестерей с книгами и диковиннойснастью для созерцания звёзд. Они не умеют совершить мгновенный расчёт, чтобыудержать плавучий дом на краю погибельных бурунов. Их не сопровождают на дивосмышлёные то ли внучки, то ли служанки, рассуждающие об измерении времени исторон окоёма… Пережитое за несколько последних дней стало связываться узлом,неожиданно явив осмысленную картину. Коренга посмотрел на Эорию. В отсветахуглей её лицо показалось ему печальным, осунувшимся и суровым. С таким лицом нешутки шутят над разбуженным посреди ночи. Коренга вспотел, ни дать ни взятьбольной в лихорадке, и в изнеможении откинулся на полсть, только чувствуя, какколотится сердце. Всё-таки он спросил:
– Да с чего ты взяла?..
Голос прозвучал сипло и вздорно. Коренга стал ждать, чтобыЭория обозвала его лесным пнём, а потом перечислила всё то же, что он самсейчас вспоминал. Он бросится спорить…
Эория отвела глаза, между бровями на чистом лбу прорезаласьскладка.
– Он сам сказал.
– Что?..
– Ты только уснул, тут пришёл Эврих. И сразу – в шатёрк ним… Я подслушала разговор.
– Подслушала?..
– Да, венн, подслушала, потому что я не так легковерна,как ты, я умею распознать шило в мешке! Неужели ты сразу не понял, что Тикарам– вовсе не тот, за кого себя выдаёт?
– Понял, но… – Коренга едва не добавил: «…ведь и ясовсем не таков, каким себя объявляю», но вовремя спохватился и ответил иначе:– Я решил, он в своей жизни волен…
Эория горячо перебила:
– Такие люди, как Зелхат или Эврих, в себе уже невольны! Они как вожди… как великие жрецы Богов. Их жизнь и смерть всем людямотзываются! – И с непонятной горечью добавила: – Это мы с тобой, случисьчто, никому не нужны.
Коренга хотел было возразить ей, он в самом деле не понял,почему она это сказала и как вообще можно было такое сказать… Но сегванка сновазашептала ему на ухо.
– Когда Шатун поил его из деревянной бутылочки, старикобрадовался и сказал: «Мой бальзам!» Другие не обратили внимания, но я-то сразунасторожилась. Я ведь понимаю по-саккаремски, в отличие от тебя. И я тожевидела, венн, как он созерцал звёзды. Только я ещё и кое-что смыслю в морскихпереходах, я помогала отцу карты рисовать! Так вот, наш Тикарам одним глазомпосмотрел на звезду и сразу сосчитал расстояние отсюда до Арра. Этого даже мойотец не умеет, хотя его картам Островов не находится равных… А ты и поверил,будто Козёл с Козой молились звезде?
Эория как-то странно, чуть ли не со всхлипом втянула воздух.Если бы Коренга не видел её утром у озера, он, пожалуй, решил бы, будто онабыла готова заплакать.
– А сегодня Эврих к ним вошёл и сразу ему говорит: я,мол, всё про тебя знаю, Зелхат! Не отпирайся, мне-то ты туману в глаза ненапустишь!.. Наш дед сперва всё молчал, потом говорит:
«Ты хочешь воскресить давно умершего, Эврих из Феда».
Аррант ему на это:
«Вот ты и выдал себя ещё раз, Зелхат. Никто при тебе неназывал меня именем, которое я надписываю на книгах!»
Тут наш дед снова взялся отмалчиваться, только он, Эврихэтот, щуку с крючка в камыши уже не упустит, коли подсёк. Как взялся за него!..Я не всё поняла, о чём он говорил. И ты бы не понял, и даже кунс здешний… Апотом он знаешь что сказал?
«Во имя когтей Кромешника, исцарапавших камень со следамиПрекраснейшей! Ты, Зелхат, так боялся быть узнанным, что даже не помог этомумальчику, встречей с которым Боги Небесной Горы благословили твой путь!..»
– Погоди! – Коренгу из жара бросило в лёд, онвдруг осознал, что великое и главное, ради чего он пустился из дома, то, к чемуон собирался ещё долго-долго идти, вот сейчас будет открыто ему. Этого простоне могло быть, но это было именно так. Торопливым шёпотом на ухо, в суматошномночном разговоре у потухающего костра. – Он что… Он ему… про меня?
– А то про кого ещё, венн! – ни дать ни взятьрассердилась Эория. – И Старый Козёл опять точно язык проглотил, а потомвздохнул и знаешь что ответил? «Видит Богиня, этому мальчику, Эврих, мы с тобойне помощники. Со своей бедой справится только он сам…»
Торон вдруг жалобно заскулил, сунул морду под руку Эории,потом облизал ей лицо. Воительница не стала отмахиваться от назойливого пса,лишь положила руку ему на загривок и властно сжала складку пышного воротника.
– Погоди… – в который раз пробормотал Коренга исел, опираясь на руки.
Голова у него неслась крэгом ещё хуже, чем в первый мигпробуждения, он шарил по сторонам взглядом, силясь и не умея что-то найти,зацепиться, обрести былое равновесие… и не узнавал мира вокруг себя. Всё вдругпредставало совсем не таким, как он привык думать, всё значительное лопалосьпузырями на лужах, все самые добрые мысли, прежде неизменно доставлявшиерадость, разлетались точно в испуге, оставляя после себя привкус горькой золы,всё, чем он привык гордиться, оказывалось постыдным и глупым, всё незыблемоекренилось, точно корабль на волнах, и было готово рухнуть, рассыпаться… Ну,наверное, не весь мир, а всего лишь мечта и надежда самого Коренги… что, посути, одно и то же…
Почти как наутро после смерти дедушки, когда он окончательнопонял, что остался без ног…
Ему сделалось страшно.
Совсем не так, как было в Змеевом водовороте. Или на палубе«Чагравы», когда сегваны закидывали зубастые крючья.
Значительно страшней…
Хотя убивать его сейчас никто вроде бы не собирался…
Он зачем-то растянул ворот так и не отстиранной рубашки исипло выговорил:
– Ну и дальше что?
Эория ответила:
– Я не знаю, венн. Я не знаю.
Коренга едва не вспыхнул против неё обидой и гневом: «Тебехорошо! Тебя отец послал Зелхата искать, ты его и поймала на меня, как наживца, радуйся!..»
Он вовремя опамятовался. Сегванка смотрела мимо него, вночную темноту, и в глазах у неё почему-то стояла не меньшая горечь, чем унего.
Тогда Коренга вслушался в себя и понял, что принял решение.То, о котором с самого начала странствия упорно запрещал себе думать,сосредотачиваясь на более важном: на чести рода, что была ему вручена. Теперьже, когда выяснилось, что его ноги никогда не будут исцелены и, значит,Кокориному потомству через него надеяться не на что, отдаться меньшей целиоказалось так просто…
Он взялся рукой за кожаный борт, влез в тележку и сталсворачивать полсть.
– Надумал что, венн? – как-то медлительнопроговорила Эория.
Он ответил: