От потрясения я утратила дар речи, только молча смотрела нанего.

— Я знаю, ты давно решила, что не хочешь становитьсявампиром, — продолжал Лукас, взяв мою руку в свои. — Но похоже, этоединственный путь. Если такой ценой можно спасти тебя, это не так уж и плохо,правда? Ты вернешься к родителям и навеки останешься молодой и красивой.

Все было далеко не так просто, и мы оба это знали. Но еслиЛукас в самом деле согласен пойти на это вместе со мной...

— Ты тоже станешь вампиром, — сказала я. — Мы превратимсявместе. Ты готов к этому?

Лукас покачал головой:

— Нет.

— Что?

— Бьянка, пообещай мне — ты должна поклясться всем, что тебедорого, — когда я умру, ты уничтожишь меня до того, как я очнусь. Не дай мневосстать вампиром. Я предпочитаю смерть.

Значит, он готов принять мою трансформацию, но не свою.Хрупкая надежда последних нескольких секунд разбилась вдребезги.

Лукас оттянул ворот рубашки, обнажая шею, и негромко произнес:

— Пей.

— Ты хочешь, чтобы я убила тебя, — прошептала я. — Ты хочешьотдать жизнь, чтобы спасти меня.

Он посмотрел на меня, и в его взгляде читалось: «Разве этоне очевидно?» Мои глаза наполнились слезами.

— Я знаю, что делаю, — сказал Лукас. В комнате царилполумрак, и мне казалось, что его лицо светится. — Я готов. И последнее, что ябуду знать, — это то, что с тобой все в порядке, больше мне ничего не нужно.

Я покачала головой:

— Нет.

— Да, — настаивал Лукас.

Но мне еще хватало сил, чтобы сопротивляться.

— Как же я смогу жить, зная, что ты умер, спасая меня? Я несмогу жить с таким чувством вины, Лукас. Не смогу. Даже не проси.

— Ты не должна чувствовать себя виноватой! Я сам этого хочу!

— А ты бы смог? — спросила я. — Смог бы убить меня радиспасения собственной жизни?

Лукас уставился на меня, пытаясь осознать весь ужас этихслов.

— Пообещай мне, что проживешь хорошую жизнь, а не будешьвечно сидеть и оплакивать меня, — попросила я.

— О боже! — Лицо Лукаса исказилось, и я поняла, что онвот-вот заплачет. Он зарылся лицом в одеяло, я положила руку ему на голову. —Бьянка, пожалуйста! Пожалуйста, сделай это. Спаси себя!

Я чувствовала, что он колеблется, что, если я надавлю ещечуть-чуть, он позволит мне превратить себя в вампира. Но я знала: эта жертвадля него куда больше чем смерть — и понимала, что не смогу его об этомпопросить — ни ради собственного спасения, ни ради чего-нибудь другого.

— Нет, — сказала я, и он понял, что на этот раз отказокончательный. — Пообещай мне, Лукас.

— Да какую жизнь я могу прожить без тебя? Ты — самое лучшееи светлое, что у меня есть!

Тут я заплакала. Он взял меня за руку, положил голову мне наплечо, и ощущение того, что он рядом, успокаивало.

Прошло немного времени, и я уже не могла сжимать его руку.Тени в комнате сгустились. Лукас вдруг забеспокоился, но я не могла разобрать,что он говорит, и тем более не находила сил ответить.

Он принес воды, но я и пить не могла. Я уснула, наверноеуснула, и очнулась, как мне показалось, спустя очень долгое время.

Лукас стоял у стены, с такой силой упираясь в нее руками,словно пытался не позволить ей упасть, и смотрел диким взглядом.

Заметив, что я пришла в себя, он сказал:

— Я чуть не вызвал скорую помощь. Толку от нее, конечно, небыло бы, но я... ни черта не могу сделать!

— Просто будь рядом, — прошептала я. Что-то словно давило нагрудь, и каждое слово давалось с трудом.

Меня пронзила дрожь, выворачивая наизнанку. Тело сделалосьсвинцовым, меня лихорадило, я с трудом могла терпеть это. Мне хотелосьвырваться. Хотелось освободиться.

Должно быть, то, что я ощущала, отразилось на моем лице,потому что глаза у Лукаса расширились. Он подошел и положил ладонь мне на щеку.Несколько секунд он боролся с собой, но сумел выдохнуть:

— Я люблю тебя.

— Люблю... — Больше я ничего сказать не могла. Лицо Лукасапотускнело, свет куда-то исчез. Было так приятно перестать сопротивляться.

Я уступила течению, увлекающему меня куда-то вниз.

И умерла.

Больше ничто ни с чем не соединялось — только таким образомя могу описать свои ощущения. Например, я все еще понимала, что гравитациясуществует — чувствовала разницу между небом и землей, — но ко мне она большене имела никакого отношения. Я могла всплыть вверх или опуститься вниз, аиногда мне казалось, что я делаю то и другое одновременно.

После стольких дней телесных страданий, после боли итяжести, я вдруг стала легкой как перышко и свободной. Но это было какое-топустое ощущение. Я чувствовала себя опустошенной. Потерянной.

Я попыталась открыть глаза, но поняла, что и так все вижу. Впрочем,увиденное казалось бессмысленным. Весь мир расплылся, подернувшись молочно-серойсиневой, в которой бродили бесформенные тени. Я попыталась шевельнуться, но,несмотря на ощущение свободы, поняла, что конечности не реагируют.

«Давно ли это со мной?» Я перестала чувствовать течениевремени. Может быть, прошло десять секунд, а может, год, я не могла вспомнить,как это определить. «Дурочка, начинай считать по количеству вдохов. Или посердцебиению. Что-нибудь да подскажет».

И тут до меня дошло, что сердце не бьется. Там, где онодолжно находиться, не было ничего.

Меня пронзил шок — удар показался тем сильнее, что тела уменя не было. Ужас рассек окружавший меня туман, на какое-то мгновение онрассеялся, и я увидела, что происходит.

Я по-прежнему находилась в винном погребе, но была не впостели, а почему-то парила под потолком. А внизу я видела себя, лежавшую пододеялом. Мое лицо было белым как простыня, а глаза незряче смотрели вверх.

Рядом с кроватью на коленях стоял Лукас, упершись лбом вматрас рядом с моей неподвижной рукой. Он обхватил голову руками, словнопытался от чего-то отгородиться, но я не могла понять от чего. Плечи еготряслись, и до меня дошло, что он плачет.

Я увидела, как он терзается, и сразу захотела его утешить.Почему я не сажусь и не утешаю его? Я же лежу там, внизу!

«Стоп. Это не я. Я здесь. Посмотри наверх. Просто посмотри».Но голоса у меня тоже не было, и языка, и губ, чтобы облечь мысли в слова.

К моему удивлению, Лукас поднял голову, но не повернул комне лицо. Кажется, он меня не услышал. Глаза его распухли и покраснели. Оннебрежно утер щеки рукой и потянулся ко мне — к той, что лежала на кровати. Ясмотрела, охваченная ужасом и в то же время завороженная, как он закрывает мнеглаза. Видимо, это отняло у него последние силы, потому что после Лукас обмяк,прислонившись к металлической спинке, и остался так же неподвижен, как тело вкровати. Мое тело.