струнного инструмента.

Просачиваюсь на пустое место в кругу из тридцати или сорока человек, будто имею к ним отношение. Платье у меня, по крайней мере, соответствующее. Если это и костюмированная вечеринка, то точно самая организованная в моей жизни.

Ой… Кажется, костюмов на всех не хватило.

Внутри круга танцуют пять обнаженных женщин в золотых украшениях.

Руки сами сжимаются в кулаки, дыхание выходит рваным. Это форма эксплуатации? Они рабыни? Их заставили танцевать голышом перед богатыми гостями, несмотря на унижение?

Я просматриваю реакцию на освещенных факелами лицах. Женщины и мужчины смеются, хлопают, но многие женщины прикрывают плечи полосками белого хлопка, которые только под грудью переходят в пригнанные платья. А на лицах танцовщиц – искренняя радость.

В голове всплывают фрески времен Древнего Египта. Женщин изображали как одетыми, так и раздетыми на церемониях и общественных мероприятиях. Возможно, моим суждениям из двадцать первого века тут не место.

Будто чтобы подтвердить мое наблюдение, в круг врывается мальчик восьми-девяти лет, тоже абсолютно голый, болтая косичкой на обритой голове.

Молодая девушка в стороне возмущенно кричит, уводит ребенка за плечи подальше от танцовщиц.

Мальчик брыкается, пока его тащат, и весь круг разражается смехом.

В ту же секунду кто-то сзади хватает меня за руки.

– Эй! – Я пытаюсь повернуться, но нападающий держит крепко.

За моим плечом показывается лицо стражника, который нашел меня на краю сада. Глаза его полыхают злобой.

– Что ты себе позволяешь, Кепри?

Сжав зубы, я яростно шиплю ему в ответ:

– Отпусти меня.

Он не отходит, но отпускает руки.

Спиной чувствую жар горячей груди стража, его намазанная маслом голова блестит в свете факелов.

Я бегу.

Через круг, между танцовщиц, как мальчишка.

Женщины расступаются и перестают танцевать.

На другой стороне толпа расходится в недоумении, и я могу проскочить.

Надеюсь, они встанут в круг снова. Задержат стражника внутри хоть немного.

Смогу ли я сбежать из этого лабиринта? Остаться одна и понять, что происходит?

Впереди, сквозь кусты, видна невысокая стена, разделяющая сады и пустыню вокруг.

Туда. Заросли царапают мне руки и тянут за платье.

Опираюсь руками на стену, чтобы перепрыгнуть, как гимнастка.

И вот я лежу на земле, колени и лоб болят от столкновения с невидимым барьером.

Как с мостом. Я не могу уйти. Но почему, почему же я сейчас не проснулась у себя в квартире?

Грубые руки подхватывают меня и ставят на ноги.

Я моргаю, стараясь прийти в себя, не в силах сопротивляться.

– Хочешь, чтобы тебя шакалы съели, глупая женщина?

Я выворачиваюсь из захвата и смотрю на стражника.

– Что… Кто?

Он кивает в сторону стены и пустыни.

– Куда ты бежала?

Я неровно дышу.

– Никуда. Просто отсюда.

– Отсюда? – Мужчина притягивает меня к себе. – От меня или от нее?

Слишком близко.

Я кладу ладони ему на грудь и отталкиваю.

Он опускает руки с растерянным выражением на лице.

– Ты сегодня какая-то загадочная.

Да неужели.

– Я… Я хотела послушать музыку.

Стражник оглядывается на вечеринку, которая идет своим ходом с тех пор, как я ушла.

– Чем эта ночь отличается от остальных?

– Они здесь каждую ночь?

Он пожимает плечами.

– Ты здесь недавно и еще не знаешь. Оракул предсказал, что царю осталось жить шесть лет. Менкаура хочет превратить шесть лет в двенадцать, каждую ночь проводя так, будто это день.

Менкаура.

Я перевожу взгляд на три пирамиды, все еще видимые при свете звезд.

Хеопс, или Хуфу – Великая пирамида.

Хефрен, или Хафра – его сын, захороненный во второй по величине гробнице.

Микерин, или Менкаура[11] – внук, третья и самая меньшая пирамида. Отсюда кажется, что она закончена. Ожидает своего обитателя.

Мой стражник снова подходит ближе, шепчет мне на ухо:

– Но несчастье сына Ра – наша радость, так ведь? У нас впереди много ночей…

Я снова его отталкиваю.

Кем бы Кепри ни была, я не могу сказать, приняла бы она его ухаживания или нет.

Лучше поостеречься.

– Я устала. Я смогу лучше исполнить свои обязанности утром.

Я как будто читаю слова по сценарию, но про усталость – правда. Когда я последний раз спала – по-настоящему, а не просыпалась в кровати после очередного вечера в другом Саду?

Он рычит глухо и немного угрожающе. Кто знает, может, Кепри такое бы понравилось. Странный тип.

– Три месяца прошло, а Рехетре все еще не может уснуть без помощи целителя. – Он крепко сжимает мое запястье. – Лучше бы тебе справляться со своей работой, а не то тебя постигнет участь последней рассказчицы царской жены.

Я дышу, успокаивая приступ паники, и киваю.

– Идем. – Мужчина тащит меня в сторону вечеринки. – Она тебя не отпустила на сегодня.

Я позволяю ему вести меня, затем выворачиваю руку из захвата, но все равно иду за ним.

По извилистым тропинкам мы возвращаемся во дворик с черным гравием и кушеткой.

Женщина все еще там, но голова ее откинута на подушки, рот приоткрыт, раздается храп.

Мой стражник останавливается, расправляет плечи и кивает.

– Она уснула. – Он поворачивается ко мне, ухмыляясь.

Не могу сказать точно, это плотоядная улыбка или флиртующая.

– Тогда и мне стоит удалиться. – Я нетвердо стою на ногах, силы покидают меня с каждой секундой.

Он хмурится и пожимает плечами:

– Делай что должно. – И не двигается с места.

Этот мужчина охраняет царицу всю ночь?

Где я сплю?

Я ухожу по тропинке и падаю на первую попавшуюся скамейку. Просто отдохну здесь несколько минут, свернувшись на холодном камне, потом поищу местечко получше. Возможно, меня ждут волшебные комнаты во дворце.

Почему именно Египет? Как это путешествие «дальше» поможет мне спасти магазин? Сад дразнит меня надеждой, а потом отбирает ее и уводит меня в сторону от моей цели.

Мысли роятся и путаются в сонном сознании, но одна выступает на поверхность, и я цепляюсь за нее: конечно же я проснусь с утра из-за будильника на телефоне, в комнате над Книжным.

Под другими расплывчатыми образами парит туристический плакат с пирамидами.

И последняя мысль…

Будь осторожна в своих желаниях.

Глава 33

Ты лети, поэт, туда,

Где ночь достигает дна.

Убеди нас речью тленной

Радоваться жизни бренной.

И стихом добудь нам ты

Из проклятия плоды.

Бедствуя, сорвись на вой,

О людских провалах пой.

Разбуди же в сердце тьмы

Ты фонтан живой воды,

«И в тюрьме из лет и дней