— О, это тоже долгая история. И не так-то просто еерассказать. Мне понятно ваше нежелание делиться своими сведениями об этихобразцах. Будь я на вашем месте, тоже не стал бы это делать.

— Что-нибудь удалось еще узнать насчет местонахожденияРоуан?

— Ничего. Ничего, кроме лишнего подтверждения уже известныхфактов. Я имею в виду то, что она со своим спутником была в Шотландии, вДоннелейте.

— Что все это значит? И где находится этот Доннелейт? ВШотландии? Странно. Когда я там охотился и рыбачил, то облазил почти все горы.Но ни разу не слышал об этом Доннелейте.

— Это старая, полуразрушенная деревня. Сейчас в неетолпой хлынули археологи. Там есть постоялый двор, на котором останавливаютсятуристы и ученые из университетов. Роуан видели там примерно две недели назад.

— Значит, это старые новости. Это плохо. Я имею в виду,что нет ничего нового.

— Да, ничего нового нет, — подтвердил Лайтнер.

— А ее спутник? Как он выглядит? — спросил Ларкин.Лицо Лайтнера слегка помрачнело. Было ли это проявлением усталости или горечи,Ларкин затруднялся сказать.

— О, вам известно о нем гораздо больше, чем мне, неправда ли? — заметил Лайтнер. — Ведь Роуан прислала вам рентгеновскиеснимки, распечатки электроэнцефалограмм и прочие свидетельства. Интересно, неприслала ли она вам его фотографию?

— Нет, не прислала, — ответил Ларкин. —Послушайте, а кто вы на самом деле?

— Понимаете, доктор Ларкин… Честно говоря, я и сам незнаю ответа на этот вопрос. И, вероятно, никогда не знал раньше. В последниедни я стал более откровенным сам с собой. Кое-что произошло. Не зря говорят,что чары Нового Орлеана действуют на людей. Равно, как чары семьи Мэйфейров. Оналичии всех этих анализов и тестов я догадался. Если хотите, просто прочитал вваших мыслях.

Ларкин рассмеялся. Слова Лайтнера прозвучали такпримирительно, так философски, что он неожиданно проникся симпатией к этомучеловеку. И, расположившись к Эрону, даже сумел разглядеть то, на что поначалуне обратил внимания. Например, признаки легкой формы эмфиземы. А также то, чтоэтот человек никогда не курил и, возможно, даже не пил. Для своих восьмидесятилет — возраст, когда человеческое тело неумолимо движется к распаду, — онвыглядел весьма бодрым и здоровым.

Лайтнер при этом улыбнулся и посмотрел в окно. Водительмашины, отделенный от пассажиров темным стеклом, маячил перед ними мрачнымсилуэтом. Ларкин заметил, что машина укомплектована всевозможнымиусовершенствованиями. В салоне имелся небольшой телевизор, средние дверцы былиснабжены специальными приспособлениями, где во льду хранились слабоалкогольныенапитки.

А как насчет кофе? Интересно, когда у них принято пить кофе?

— Там есть термос, — ответил на его мысленныйвопрос Лаитнер.

— О, вы читаете мои мысли, — слегка усмехнулсяЛаркин.

— Сейчас как раз время выпить чашечку кофе,верно? — уходя от прямого ответа, произнес его спутник, и на губах еговпервые заиграла улыбка.

Ларкин достал термос, отыскал в боковом отделениипластмассовую чашку и налил себе дымящегося кофе.

— А вы, Лайтнер, будете кофе?

— Нет, спасибо. Не будете ли вы любезны посвятить меняв подробности вашего разговора с Митчеллом Фланаганом?

— Нет, я бы поставил вопрос не так. Я не хотел быобсуждать его ни с кем, кроме Роуан. По ее просьбе я звонил Райену Мэйфейру,чтобы решить финансовый вопрос. Однако о том, чтобы я показывал кому-либорезультаты тестов, между нами не было и речи. Она сказала, что свяжется сомной, как только сможет. Райен Мэйфейр предполагает, что Роуан может бытьнездорова. И даже то, что ее, возможно, уже нет в живых.

— Все может быть, — риторически произнесЛайтнер. — Хорошо, что вы приехали.

— Черт возьми, я беспокоюсь за Роуан. Мне не очень-топонравилось то, что она покинула университет. Не осчастливило меня и еевнезапное замужество. И я совсем не рад был узнать, что она решила оставитьмедицину. Более того, для меня это было настоящим потрясением. Клянусь, я былшокирован так же, как если бы кто-нибудь сказал, что через несколько часовнаступит конец света. И отказывался в это верить, пока Роуан сама неподтвердила мне это несколько раз подряд.

— Как же, помню. Она часто звонила вам в последнеевремя. Ее очень волновало то, что вы ее не одобряете, — произнес Лайтнертаким же доброжелательным тоном, как и прежде. — Ей нужен был ваш совет посозданию Мэйфейровского медицинского центра. Она убеждена, что, когда выповерите в серьезность ее намерений относительно этого центра, то поймете, чтоона не могла совмещать эту работу с практикой врача, потому что центр требовалот нее слишком много времени и сил.

— Вы ее друг, не так ли? Я имею в виду не вашуТаламаску, а именно вас.

— Полагаю, что был ей другом. Боюсь, я обманул еенадежды. Хотя… не знаю… Возможно, и наоборот: она обманула мои. — В егословах послышался оттенок горечи, даже злости. Затем Лайтнер опять улыбнулся.

— Хочу вам кое в чем признаться, мистер Лайтнер, —сказал Ларкин. — Я считал Мэйфейровский медицинский центр бесплодноймечтой. Роуан совершенно выбила меня из колеи. Тем не менее я провелсобственное небольшое исследование. Очевидно, семья имеет достаточно средств,чтобы воплотить в жизнь мечту о Мэйфейровском медицинском центре. Но мне этобыло тогда неизвестно. Хотя, как теперь кажется, я должен был это знать. Темболее что эта тема была у всех на устах. Роуан — самый лучший и самыйквалифицированный хирург, которого я когда-либо учил.

— Не сомневаюсь в этом. Во время вашего с ней разговораона упоминала что-нибудь, связанное с образцами? Как вы сказали, она звонила изЖеневы и это было двенадцатого января.

— Мне хотелось бы для начала поговорить с Райеном идругими ее родными и близкими, в том числе с ее мужем. Тогда я буду знать, какмне следует вести себя дальше.

— Образцы, вероятно, произвели сенсацию в ИнститутеКеплингера, — не унимался Лайтнер. — Буду весьма признателен, если вырасскажете мне обо всем, что прислала вам Роуан. Была ли Роуан нездорова, когдаговорила с вами? Прислала ли она какой-нибудь собственный материал длямедицинского обследования?

— Да, она прислала образцы крови и ткани. Но, судя поним, нет никаких оснований полагать, что она больна.

— Но только изменилась.

— Да, вы правы. Пожалуй, можно сказать и так.