осыпает его лицо. Часть пыли попадает в его широко открытый рот.

Когда я смотрю в другую сторону, Блейк и Уитти уже заканчивают разбираться со вторым кабаном.

Все три команды относят в безопасное место последнего «пострадавшего». Первый раунд закончен.

И мы следующие.

23

Эйнсли и Такер – первая команда, и они выходят в поле, держа в руках только оружие. Они бросаются вперед раньше, чем остальные участники из второго раунда, и на их лицах отчетливо написана решительность, а мечи подняты высоко. Они хотят сначала избавиться от обоих адских кабанов, не таща на себе тяжелых манекенов.

Это ошибка.

Все остальные использовали отвлекающие маневры не без причины: кабаны большие, тяжелые, и их легко сбить с толку. Они не умеют быстро поворачиваться и менять направление.

Но при прямой атаке их почти невозможно остановить.

Мы беспомощно наблюдаем, как оба пажа терпят поражение меньше чем за шестьдесят секунд.

В последний момент перед столкновением Эйнсли смещается влево. Из-за тяжелого меча она теряет равновесие и спотыкается. Она пытается подняться на ноги – и кабан сбивает ее с ног. Она издает крик, от которого стынет кровь… Я что, сейчас увижу, как ее съедят? Загрызут до смерти? Но тут кабан взрывается над ней.

Второй кабан в нескольких десятках сантиметрах от того, чтобы вцепиться в тело Такера, – и он тоже взрывается прямо посреди погони.

Арена замирает. Единственное, что я слышу, – как Эйнсли кричит, лежа на земле, а на ее тело оседают блестящие частицы пыли.

– Пажу Эдвардс нужна медицинская помощь, – холодно произносит Сэл. – Она и паж Джонсон дисквалифицированы. – Затем он поворачивается к остальным и выкрикивает:

– Время все еще идет!

Мы с Сидней бросаемся вперед из нашего укрытия, как и остальные двое – Селесте и Мина. Сколько времени у нас осталось? Может, восемь минут? Восемь с половиной?

Нужно сосредоточиться.

У меня на плечах самый тяжелый манекен, дубинка на спине подпирает его. Я думаю только о своей задаче – доставить его на место. У меня за спиной в воздухе свистит один из кинжалов Сидней. Глухой стук. Кабан, который гнался за мной, падает на землю. Земля дрожит.

Я не оглядываюсь – она рассчитывала убить его одним ударом, и я не сомневаюсь, что она справилась.

Манекен тяжелый, но, набрав скорость, я почти забываю о нем. И внезапно я оказываюсь уже на другой стороне и сбрасываю его вперед, как мешок картошки.

Широкими шагами я бегу к исходной точке, надеясь, что второй кабан меня не заметит. Я знаю, что Сидней держит наготове второй кинжал. Нельзя допустить, чтобы она потратила его на меня.

Краем глаза я вижу, как она танцует, уворачиваясь от монстра. Нет, нельзя смотреть. У меня другая цель – доставить второго.

Проскользив по земле, я останавливаюсь у исходной точки и хватаю второй по размеру манекен, как мы и планировали.

Сначала самых тяжелых, пока я еще не устала. Оставить самого легкого напоследок, когда сил будет меньше.

Добежав до середины поля, я спотыкаюсь о первый кинжал Сидней, который валяется в траве. Мы с манекеном взлетаем в воздух. Он приземляется в метре передо мной – с громким стуком, который привлекает внимание кабана.

Сидней действует быстро. Она кричит. Взмахивает рукой. Прыгает, чтобы отвлечь монстра, но – разумеется – оставшийся кабан умеет концентрироваться на цели.

Его глазки-бусинки находят меня, и он бросается вперед.

Я перебираю варианты: слишком далеко от другой стороны арены, не могу защититься, не могу использовать манекен для защиты, не могу убежать от кабана, неся его.

Я хватаю клинок Сидней и вскакиваю на ноги, крича ей:

– Отнеси его в безопасное место! – Надеюсь, она поймет, что я имею в виду.

Я бегу обратно к нашей базе, но по широкой дуге, чтобы кабан, преследующий меня, не затоптал безжизненный манекен, лежащий на земле.

У меня за спиной грохочущие копыта взметают почву. Ноги и легкие горят. Но я бегу еще быстрее. Я слышу, как тварь дышит – тяжелые хрипы вырываются из мокрого пятачка.

Я снова сворачиваю влево, чтобы выиграть время, но меняю направление слишком резко и слишком быстро. Что-то болезненно тянет в левом колене. Я бегу дальше и прыгаю в траншею. Плечо царапается о сосну, кора впивается в руку, но возмущенный визг за спиной дает понять, что я справилась, я в безопасности.

Стоя на коленях, я разворачиваюсь и смотрю вверх. Кабан роет ногой землю и фыркает в мою сторону. Задержав дыхание, я вижу, как его тяжелая голова поворачивается взад-вперед. Ищет.

Он меньше чем в двух метрах от меня, почему он…

Он не видит меня. У него слабое зрение.

Ветка ломается под ногой, и он тут же настораживает уши, медленно поднимает пятачок, выискивая меня.

Но он может меня слышать. У него хорошее обоняние. Отлично.

Сделала ли Сидней то, что я просила? Схватила ли она манекен, чтобы отнести его на другую сторону? Я не оглядываюсь – я и так знаю, что самый маленький манекен по-прежнему там, ждет своего спасения. Сколько времени осталось?

Я слышу крики и топот слева. Селесте и Мина еще на арене, еще продолжают.

Ладно. Думай.

У меня есть кинжал Сидней, но я не умею так метко его кидать. У меня есть палица, по-прежнему прикрепленная к спине, но под таким углом мне удастся в лучшем случае ткнуть кабана в подбородок. Я оглядываюсь по сторонам, а затем смотрю наверх.

Сунув в рот рукоятку кинжала Сидней, я начинаю карабкаться на дуб, прежде чем успеваю решить, хорошая ли это идея. Я знаю только то, что деревья мне знакомы. Я лазала по ним с детства. Деревья – это хорошо.

Я встаю на большие наросты по бокам дуба, упираясь в их выпуклые формы, насколько это возможно, и обхватываю ствол руками, чтобы найти следующий выступ и подтянуться. Кабан поднимает голову, следя за мной, но я делаю ставку на то, что он плохо меня видит и понимает только, что я двигаюсь. Ветки слишком далеко, чтобы от них был какой-то толк, но в итоге я забираюсь на три с лишним метра, крепко обхватив ствол одной рукой и опасно балансируя на наросте размером чуть больше моей подошвы.

Теперь кабан отступил, и он примерно в метре от края площадки. Одной рукой сложно высвободить палицу из-за ремней, но мне удается сделать это и вытянуть руку с оружием в перевязи, покачивая им, чтобы