– А для него – так, сезонное развлечение, –неожиданно высказалась Олеся.

– Леська! – ахнула Даша. – Я в одиннадцатьлет даже слов таких не знала!

– Ну, ты же сама говоришь, что я у тебяакселератка, – пожала плечами дочь, в глубине души очень довольная.

– А что, Олеся права, – поддержал девочкуМаксим. – Да, нехилый удар по самолюбию Красницкой получился.

– Поэтому она взяла ножичек и – чик! – Олесямахнула рукой и показала, что сделала Красницкая.

– Прекрати сейчас же! – нахмурилась Даша. –Этого мы не знаем. Но, по-моему, Красницкая не могла бы никого убить. Она дажемымру-балерину боится как огня, и все потому, что та на нее накричала. Игрушкаей, видите ли, не понравилась.

– А математика – то ли гения, то ли сумасшедшего – тысегодня не видела? – внезапно спросил Максим.

– Нет, – покачала головой Даша, – не видела.Почему ты про него вспомнил?

– Да, знаешь, подумалось: вдруг в одной из историйБоровицкий зашифровал его? Попробуй с ним поговорить. А то мы с тобой ищемженщину, а может, искать надо мужчину?

– Видишь ли, – поразмыслив, ответила Даша, –у меня вообще стойкое ощущение, что мы не там ищем. Все неправильно, понимаешь?Совершенно все. Сколько я ни разговариваю со стариками, ничего нового невыясняется.

– Ты выяснила, что у них злой главврач, –напомнила Олеся.

– Да, только к нашей истории он никакого отношения неимеет, – возразил Максим. – Хотя… Слушай, а давай представим:Боровицкий узнает, что тот издевается над пациентами, обещает разоблачить, аДенисов-Борисов его за это убивает. Как тебе такой поворот?

Даша с Олесей остановились и посмотрели на него.

– А рассказы Петра Васильевича тут при чем? –настороженно спросила Даша.

– Вспомни: у той старушки, которую чуть было не убиваетженщина по имени Инна, был зять. По сюжету Боровицкого он пишет письмо Инне стребованием не беспокоить ни его, ни жену.

– И ты полагаешь, что тем зятем мог бытьДенисов? – задумалась Даша.

– Почему бы нет? Вопрос – как это выяснить. Ладно,пошли домой, уже поздно. Проша, ко мне!

«Нечего ее бояться… Нечего ее бояться…» Такую нехитруюмантру Даша начала твердить на подходе к пансионату. Помогло, но ненадолго: кактолько она подошла к ограде, ей сразу стало не по себе. Встреча предстояланеприятная…

«Может быть, еще ничего и не получится», – сказала себеДаша.

Но она знала, что с одиннадцати до двенадцати у пациентовпансионата нет никаких процедур. День опять выдался ясный, и, значит, человек,с которым ей нужно было поговорить, скорее всего, сейчас мирно прохаживался подорожкам или сидел на скамеечке. Оставалось только найти его и выяснить все,что нужно.

У ограды пансионата оказалось неожиданно шумно. Параохранников стояли около будки навытяжку, а возле них раздраженно прохаживалсякрепкий бородатый дядька.

– Какого… Я спрашиваю, какого хрена вас не было наместе, Головлев?

– Я Илюху подменял, – пожал плечами парень.

– Здорово! Илюху! А Илюха где был? – снескрываемым сарказмом осведомился бородатый.

– Семен Вадимыч, вы же сами сказали… – занылвторой охранник.

– Я тебе, дурила, когда это сказал, а? – перебилего бородатый. – Свои-то мозги есть в голове или только чужими живешь? Вычто, сами не понимаете – раз Кораблева выпихнули, значит, подменить его надопо-быстрому, чтобы пост не пустовал. Вот балбесы! – со злостью махнул онрукой и тут заметил Дашу, старавшуюся бочком проскочить мимо.

– А ты что здесь суетишься, а? – неожиданнонабросился дядька на нее. – Уже час, как спрашивали про тебя!

– Про меня? – испугалась Даша. – Зачемспрашивали? Кто?

– Да уж, наверное, не затем, чтоб калачами тебяугощать! – рявкнул мужик раздраженно. – Тебе смену пора принимать, аты вопросы дурные задаешь.

– Мне смену не надо! – постаралась оправдатьсяДаша. – Я у вас не работаю!

– Так ты не сиделка? – удивился бородатый,приглядываясь к Даше повнимательнее. – А кто такая?

– Я… я к пациентам…

– Семен Вадимыч, она по разрешению Раевой, –негромко подсказал охранник.

– А, блин, и точно! – вспомнил СеменВадимыч. – Прошу прощения, ошибочка вышла. Проходите, пожалуйста.

Даша поспешно зашла в ворота и побрела по дорожке, а спустяпару минут ее нагнал сердитый Семен Вадимыч.

– Бардак, никто своей головой думать не умеет! –ругался он себе под нос, обгоняя Дашу.

– Простите, а что у вас случилось? – робкоспросила она, не надеясь особенно на ответ.

Бородатый приостановился и раздраженно махнул рукой, глядя всторону корпуса.

– Говорю же – бардак, – повторил он. –Сиделку уволили, кретина Кораблева тоже, а из этих, блин, работнички, как изпалки…

В последнюю секунду он вспомнил о Даше и не стал заканчиватьфразу.

– А за что уволили-то? – осторожнопоинтересовалась Даша.

– За то, что спать нужно было меньше на рабочемместе! – рявкнул бородатый так, что Даша вжала голову в плечи. – Аесли уж и спать, так поодиночке, а не вместе! Вон, больная из-за них померла,доигрались! Жульетты, блин… Думают, раз старики, так ничего не замечают? Нет,они похлеще нашего все замечают. И хозяйке жалуются. А та что? У той разборбыстрый. Виноваты? Виноваты. Ну так получите полный расчет. И ищи потом новыхдураков. Эх!

Семен Вадимыч сплюнул в кусты и быстро пошел к корпусу,продолжая ворчать на ходу. Даша посмотрела ему вслед, подумала и решила идти кпруду. Нужный ей человек должен был быть именно там.

И оказалась права – Виктория Ильинична Окунева прогуливаласьоколо прудика, из которого исчезли рыбки, и всматривалась в темную воду. Наподошедшую Дашу она бросила недобрый взгляд, а на приветствие ответила кивком.Но Даша настроилась решительно.

– Виктория Ильинична, вы не согласитесь побеседовать сомной? – спросила она с улыбкой.

– О чем же? – хмыкнула старушка.

– О некоторых фактах вашей биографии, – прямоответила Даша.

Окунева вскинула голову и окинула Дашу пренебрежительнымвзглядом. Волосы ее, убранные в гладкий пучок, казались серебристыми под лучамисолнца, и Даша опять вспомнила аккуратных фарфоровых кукол. Кукла Балерина.

– Опять собираетесь перетряхивать чужое белье? Какпокойный Боровицкий? – скривив губы, поинтересовалась Виктория Ильинична.

– А он разве перетряхивал?