Максим опять уткнулся в бумаги, а Даша осталась сидеть,обдумывая услышанное.

– Ну ладно, ты чего так разошелся? – примирительноспросила она спустя несколько минут. – Уж и пожалеть себя нельзя.

– Да ну тебя! – махнул рукой муж. – Пожалетьсебя, конечно, можно и нужно. Вот только твоя жалость переходит все границы. Тыне словами ограничиваешься, а сразу хочешь от всего отказаться, лишь бы тебя нетрогали. Ну так отдай квартиру, и черт с ней! Тем более что затея срасшифровкой историй Боровицкого кажется мне все более бредовой. Кстати, хотелтебе днем позвонить, да закрутился… – вспомнил он, и Дашанасторожилась. – Я поговорил с одним из наших, с Лехой Макаренко, у негобрат жены в политехе работает. Так вот, брат его уверяет, что мозги у бывшегоректора Яковлева получше наших будут. Не знаю, что он там придумывает срыбками, но его последние статьи, которые он в прошлом году написал, весьмаграмотные и продвинутые. И вообще он до сих пор большим авторитетом пользуется,хотя уже давно не ректор.

– Значит, Денисов мне соврал… – задумчиво кивнулаДаша. – Я почему-то так и думала. Интересно только, для чего?

На следующее утро она собралась и поехала в театр, гдекогда-то танцевала балерина Окунева. Поездка оказалась неудачной.

– Ее там вообще никто не помнит! – разочарованнорассказывала Даша в тот же вечер, стругая огурец для салата. – Олеська,режь яйцо помельче. Что за ломти у тебя получаются?

– Да ладно, все равно будет вкусно, – отмахнуласьдочь. – Мам, а она была хорошей балериной?

– Не знаю, – пожала плечами Даша. – Наверное,обычной.

– А с кем ты беседовала? – поинтересовался Максим,под шумок утаскивая малосольный огурец.

– Со всеми, – вздохнула Даша. – И состаренькими гардеробщицами, и с какой-то важной дамой из администрации. Никтодаже фамилии Окуневой не вспомнил! Хотя про статью я говорила, кажется,убедительно… Максим, оставь огурец, нам для салата не хватит!

– Может быть, твоя Окунева все придумала? –предположил Максим. – Хотелось ей быть балериной, вот она инафантазировала.

– А Боровицкий тоже попался на ее выдумку? –засомневалась Даша. – Вряд ли. Да и держится она так… в общем, какбалерина.

– А ты много отставных балерин видела, дражайшаясупруга? Судя по твоим рассказам, половина стариканов из пансионата все просебя фантазируют.

Даша задумалась. Она не могла вспомнить, говорила ли ейуправляющая о том, что Окунева – балерина, или она слышала это только от самойВиктории Ильиничны и от Боровицкого? Да, а ведь есть еще Яковлев! Про которогоПетр Васильевич говорил, что у него выдающийся ум, а Денисов утверждал, что онпросто ненормальный… Интересно, кому же из них верить?

– Знаешь что, Максим… – решительно объявилаДаша. – Завтра я сама спрошу у Окуневой и Красницкой про работу и ихотношения с Боровицким!

– Так они тебе и скажут, – хмыкнул муж. –Хотя попробовать можно. Только, пожалуйста, держи Прошу при себе, хорошо?

– Да, мам, ты давай там поосторожнее, – попросилаОлеся. – Вдруг тебя убьют? А у меня даже черного платья на похороны нет.

Максим с Дашей переглянулись и захохотали.

Утром ударил осенний морозец и выглянуло солнце. Когда Дашадостала утепленную куртку, Проша в нетерпении подпрыгнул и пытался облизатькапюшон.

– Безобразие, – строго заметила она. –Взрослый пес, а ведешь себя как щенок. Нет, даже как пудель.

На пуделя Проша обиделся и ушел на свой коврик – ждать, покахозяйка оденется. Наконец они вышли на улицу, и оба зажмурились – солнцесветило вовсю. Пока, не торопясь, брели через парк, Даша пыталась составитьплан разговора с Красницкой. Римма Сергеевна ей нравилась, и не хотелосьобижать ее с ходу обвинениями во вранье. Приблизившись к воротам, Дашаубедилась, что так ничего у нее и не придумалось, и осторожно прошла внутрь,косясь на охранника.

Все пациенты пансионата гуляли. Мимо Даши проехал наинвалидной коляске грузный мужчина, даже не посмотрев на нее. Проша отступил нашаг назад и наклонил голову от удивления. Вдоль дорожек на скамейках по одномуи парами сидели старики. Кто-то беседовал, кто-то молча грелся на солнышке.«Это неправильный мир», – вспомнила Даша слова управляющей. Может быть. Носейчас обитатели этого неправильного мира выглядели гораздо лучше пенсионеровиз ее собственного дома, ютившихся на кривых лавочках возле переполненныхмусорных баков.

На дорожке около пруда Даша заметила знакомую фигурку ипоспешила к ней. Проша, не дожидаясь команды, покорно улегся за знакомымикустами, прикрыл морду лапой и вздохнул.

– Римма Сергеевна, здравствуйте!

Даша с интересом разглядывала старушку. На ней было длинноечерное пальто и кокетливый розовый шарфик. Седую голову с кудряшками закрывалкрошечный беретик под цвет шарфа. «Ну вылитая новогодняя игрушка, – пришлоДаше в голову. – Уменьшить ее, повесить на веточку – и будет этакаясказочная старушка. Еще корзинки не хватает».

– Ой, Дашенька! – обрадовалась Красницкая. –Добрый день! А вы посмотрите, день-то сегодня какой хороший, а?

Даша согласилась, что день замечательный, и они пошли рядомпо дорожке. Время от времени Даша сходила с тропинки, чтобы пропустить бредущихнавстречу старичков. Они дошли почти до здания пансионата, как вдруг РиммаСергеевна схватила Дашу за руку.

– Дашенька, давайте туда не пойдем! – шепотомпопросила она.

– А что такое? – тоже шепотом спросила Даша, хотяпоблизости никого не было. Только охранник виднелся за оконным стеклом околодвери.

– Там… понимаете, там человек, с которым я не хочувстречаться…

Красницкая потащила Дашу за собой в противоположную сторону,но Даша, оглянувшись, успела заметить бывшую балерину Окуневу. Когда они обошлипансионат по кругу, запыхавшаяся старушка остановилась.

– Давайте посидим, Римма Сергеевна, – сочувственнопредложила Даша.

Они сели на скамейку.

– Почему вы ее боитесь? – спросила Даша прямо.

– Я?! Боюсь?! – оскорбилась старушка. – Счего вы взяли?!

– А почему же тогда не хотите встречаться?

– Просто она мне неприятна, – пожала плечамиКрасницкая. – К тому же…

Красницкая помялась немного и в конце концов призналась, чтоони с Окуневой поссорились.

– Пришла она ко мне ночью… – рассказывалаКрасницкая, придвинувшись к Даше и теребя кончик розового шарфа. – Когдаже это было? Ах, да! Как раз тогда, когда бедная Ирина Федотовна скончалась,упокой господь ее душу. – Красницкая мелко перекрестилась и продолжила: –Я как раз Виктории Ильиничне игрушку стеклянную подарила, зайчика, на имениныее. И вот, представьте себе, Дашенька: приходит она уже ночью ко мне в комнатуи начинает скандалить. Да-да, именно скандалить! И так некрасиво…