Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Благодарствуйте, Софочка, мы постимся!» – серьезным тоном ответила ей тогда Ирина.
На лице Софи, глядящей на смеющихся подруг, появилась растерянная улыбка. Она со слезами на глазах обняла и расцеловала их.
«Не ругайте меня, девочки. Разве в этой жизни может быть хоть что-то прекраснее любви? Даст Бог, свидимся в Крыму».
Побег из Одессы был организован новым ухажером Софи и оказался делом непростым. Все побережье было объявлено запретной зоной. Изображая из себя рыбаков, которым ночью приспичило половить рыбки, двое крепких казаков, выделенных для них Терским, налегли на весла – и через сутки, вконец измученные качкой, отсутствием воды и провианта – в спешке успели прихватить с собой в шлюпку только пару дынь, – они увидели маяк. Это была их цель – коса Тендра. Вскоре они уже сидели в кают-компании яхты «Лукулл» и пили чай с членом правительства Врангеля адмиралом Саблиным, оказавшимся добрым знакомым отца Ирины. Утром яхта взяла курс на Севастополь…
«Ах, Софи, Софи, как бы мне сейчас пригодился твой совет, – грустно подумала Ирина, глядя в окно, за которым начали сгущаться ранние сумерки. – Господи, скорей бы весна…»
– Так надоела зима, – негромко сказала она.
Серегин, оторвавшись от процесса поглощения последнего круассана, встрепенулся:
– А чего здесь зимой бывает? – поинтересовался, подбирая пальцами крошки со стола и отправляя их в рот.
– Зима здесь, Александр Васильевич, вы, наверное, еще не успели оценить это в полной мере, – хуже не придумать. Утром – дождь, в полдень – снег, вечером – дождь, к ночи – мороз. Все ходят больные, простуженные, кашляют, чихают.
– Все не как у людей, – беззлобно сказал разомлевший Серегин и закурил с блаженным выражением на лице.
– Кстати, – Ирина указала в окно, – видите, во-он, справа, огонечки? Не хотите пойти в синематограф? Там очень мило. Я, между прочим, знакома с режиссером Марселем Лербье. У него студия на окраине Парижа. Он даже мне предлагал сниматься у него. Представляете?
Серегин затянулся папироской.
– Представляю, – сказал ревниво. – Губа не дура! Вы, ну, так сказать, очень привлекательная. В общем… – покрутил пустой бокал, – слышь, Ир, – вдруг перешел на «ты», – не приучен я вот так, ну, вокруг да около скакать! Скажу прям в лоб, нравишься ты мне, – решительно заявил он, глядя с похотливой усмешкой.
Ирина обмерла.
«Ну, наконец-то! Сам решился! – почти весело подумала она. – А то я думала, придется канкан на столике танцевать! Спасибо, Софи! – мысленно обратилась к подруге. – Даже воспоминание о тебе действует на мужчин возбуждающе».
Не вовремя подошедший официант попытался налить Серегину вино в бокал.
– Да я и сам могу. Что я, не мужчина? – Отодвинул руку официанта, взял бутылку, поднес ее к своему бокалу, но под взглядом Ирины замер и со словами «вам освежить?» налил сначала ей, а все, что осталось вылил себе.
Она сделала знак официанту, чтобы принес еще.
– Что скажешь? – уставился на нее покрасневшими глазами.
– Вы, Александр, кстати, имейте в виду, – уклонилась она от ответа, – с непривычки вино может показаться легкой водичкой, а потом… Контроль можно над собой потерять…
Серегин, презрительно хмыкнув, допил вино, вытер рот ладонью и самодовольно сказал чуть заплетающимся языком:
– Ты, Ир, об моем пьянстве не беспокойся. Меня не прошибет. Я к этому делу сызмальства привычный. В Гражданскую сколько раз чистый спирт принимал – и чего? Только злее контру рубил! – махнул рукой, показывая, как это делал. – В капусту! А контролировать себя – пусть те, у кого камень за пазухой, контролируют, а мне скрывать нечего, я весь вон, какой есть, открытый. Что в голове, то и говорю!
Ирина вдруг почувствовала усталость и опустошенность.
«Серегин начал пьянеть, – попыталась мысленно оценить обстановку. – Что дальше? Неужели уже сегодня?» – почувствовала озноб.
– А хотите, сходим в театр? – улыбнулась, взяв себя в руки.
Серегин чуть не поперхнулся и изумленно уставился на нее.
– Здесь много артистов из России, – словно не замечая его ошеломленного взгляда, продолжила Ирина. – Многие не знают языка, поэтому не смогли поступить во французский театр. Да если бы и знали… – махнула рукой. – Кому они тут нужны?
– О! Это ты, Ир, в самую точку сказала! – Серегин покрутив в руке бокал, перевернул его вверх дном и поставил на стол.
Официант, появившийся с новой бутылкой вина, приготовился наливать.
– Давай, лей! – Серегин, поставив бокал на ножку и, не глядя, подвинул его ближе к официанту. – Лей, говорю!
Официант, бросив скорбный взгляд на красный винный след от бокала на скатерти, заложил левую руку за спину и принялся наливать.
– Мсье из России? – с понимающей улыбкой спросил у Ирины.
– Да, – улыбнулась она.
– Что он там говорит про Россию? – заинтересовался Серегин, глядя подозрительно.
– Он сказал, что, очевидно, вы из России.
– Вот. Я так и понял, – лицо Серегина подобрело. – Видать, тоже нашему делу сочувствует. Хоть и не рабочий и вынужден буржуям прислуживать, а косточка трудовая имеется, – всем телом повернулся к официанту. – Комрад! – сказал с улыбкой и, исчерпав запас иностранных слов, поднял согнутую в локте руку, сжав пальцы в кулак. – Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Официант вежливо улыбнулся.
Лицо Серегина просияло.
– Во! Видишь, Ир? Все понимает! Советского человека – его ни с каким буржуем не спутаешь. В нас своя гордость имеется! – вдруг поднялся с места, с грохотом опрокинув стул, и поднял бокал: – За победу мировой революции! – выпил залпом. – Во всем мире! – опустился на стул, который успел поднять и подставить расторопный официант.
– Как хорошо вы сказали, Александр! Прямо плакать захотелось, – изобразила Ирина восхищение.
– Прощения прошу, – Серегин поставил локти на стол и уперся подбородком в ладони. – Перебил. Ты чегой-то там говорила.
– Я, Александр Васильевич, про театр начала говорить. Так вот, представьте, актеры нашли какого-то мецената, который раз в год снимает им театр. А до этого они репетируют. Причем вечерами, ночами, ведь работают многие: кто – шоферами, кто – официантами, кто – гримерами на студии, а кто просто в доме престарелых актеров какие-нибудь куклы делает для продаж на благотворительные нужды.
Серегин снова закурил и молча слушал, попыхивая папироской и думая о чем-то своем.
– Александр Васильевич, да слушаете ли вы меня? – Ирина постучала ногтем по бокалу.
Серегин кивнул и уставился на собеседницу, старательно изображая внимание.
– Репетируют они или дома у кого-либо, или в каких-то сараях, – продолжила Ирина. – Я была на одной такой репетиции – так
