Пока молодой человек с юношеской легкостью шел, лавируя меж столиками и сияя как начищенный медный горшок, Зои наклонилась и вдруг застрекотала скороговоркой сквозь сжатые зубы:

— Посмотри, посмотри, Эл, это же настоящий автоматон. Я уверена в этом. У него кожа ненастоящая, и он не снимает своих перчаток. Я могу поклясться, что видела его лицо в детстве. Он был столь же молод, как и сейчас.

К ее недовольству, Бенкс снял свои загадочные перчатки и вместе с пальто и котелком отдал официанту.

— Зои, я уверяю вас, что очарование рассказа господина Теслы уже улетучилось. Кстати, вы соврали мне, что являетесь калекой. Ваш отец показал мне всех своих так называемых автоматонов и устройства, подобное тому, что вы носите, чтобы создать себе осанку. Не хочу вас, мадемуазель, обидеть, но в делах обмана вы как слон в посудной лавке.

Зои поджала губы.

Проходя мимо украшенных цветами корзин, журналист вырвал из букета розу, которую, приблизившись, с поклоном подал Зои.

Та приняла цветок, но вместо благодарности Бенксу отправила взгляд мне — преисполненный ненависти.

— Ох, ну и денек, — воскликнул писатель, хватаясь за бутылку. — Столько подробностей за раз мне никогда не выпадало. Господин Тесла всегда так словоохотлив?

Зои перевела на него тяжелый и неприветливый взгляд. Брезгливо отбросила цветок и взяла пустой стакан для виски.

— Откуда ты? — спросила она отрывисто.

— Из Айдахо, — пожав плечами, ответил тот, разливая янтарную жидкость.

— А с Фечером когда свел знакомство?

— Уже не помню, — пробормотал Бенкс, одним махом осушив свой стакан. Наивное дитя! Верно, снотворное, приготовленное для меня, только что проглотил журналист. Я перехватил взгляд Зои, посмотрел на нее с упреком и чуть заметно качнул головой в знак неодобрения. Она повела бровью, мол, не понимаю, о чем ты. Но тот факт, что ее виски так и осталось не выпитым, был красноречивей всех признаний.

— Не помнишь? — усмехнулась она, обратив взгляд Бенксу. — Или ты на самом деле никогда не был с ним знаком?

Бенкс аж поперхнулся. Но тотчас рассмеялся, предположив, что девушка хочет разыграть его.

— Как это, мисс Зои? Я хорошо знаю Ласко. Он вам досаждает? Да не его это вина. Все дело в его славянских соседях.

— Так откуда ты его знаешь?

— Ну еще с детства. Наши семьи были дружны.

— В Айдахо?

— В Айдахо.

— Что за местечко в Айдахо, откуда ты родом?

— Мисс Зои, это что, допрос?

— Ты назвался биографом моего отца, я проверяю тебя на вшивость.

— Вот оно как! — рассмеялся Бенкс, беспечно опрокинув еще один стакан. Неужели он не заметил измененного вкуса? И не заметил того, что тогда в гостинице Южного Хоустона был точно так же, как сегодня, опьянен снотворным. Ничто его не учит, простофиля. Я чувствовал, что начинаю вновь терять терпение, как это случилось со мной на пороге кабинета главного редактора газеты «Таймс».

— Откуда ты узнал о моем отце? — продолжала настойчиво Зои.

— Ха-ха-ха, — вновь ответил Бенкс. Он чуть захмелел, но ко сну его не тянуло. — Конечно же, из газет, мисс Зои. Кто не знает вашего отца? Спросите любого.

— Уверен?

— Почему я не должен быть уверен в таком пустяке?

— Да потому что пустяк менее всего привлекает внимание. Твое внимание. Ты виделся с доктором?

— Никогда прежде.

— Уверен?

Зои нагнулась вперед и, опершись на локти, нависла над столом, как коршун над добычей, едва не пригвоздила испепеляющим взглядом журналиста. Тот перестал смеяться и отчего-то даже побледнел.

— Ты уверен, что никогда не был у доктора? Не посещал его оранжереи? Опиши-ка ее.

Бенкс призадумался.

— Стеклянный купол, под которым тишина замогильная. Сектора… Огромное пространство не то леса, не то парка, засаженного деревьями и кустами, поделенное на равные части. Запах аммиака повсюду…

— Вот видишь! Черт, я так и знала. — Девушка опустилась на стул и закрыла лицо руками, потом вдруг вскинула голову и воскликнула со слезами отчаяния на глазах: — Эл, он мертвяк! Он его автоматон…

— Что, простите? — Лицо Бенкса перекосило от недоумения.

— Но, Зои, — заметил я вкрадчиво, — месье Бенкс мог знать об оранжерее по описаниям из газет. Ведь он потратил год, чтобы собрать необходимые сведения для своей будущей книги.

— Верно, — вставил Бенкс, но с лица его не сходило выражение легкого ошеломления, которое бывает, когда человек еще не успел окончательно во что-то поверить и испытал изумление, не достигшее самых высоких степеней, и которому еще предстоит их достигнуть. — Что за мертвяк? О чем вы?

Не обращая внимания на журналиста, Зои продолжала говорить со мной:

— Он описывает не виденное, а прочувствованное — запахи, звуки. Он был там.

— Да не был я никогда в оранжерее! — вспылил Бенкс.

— Ты можешь просто об этом не помнить, — презрительно скривив губы, бросила Зои. — Если ты все еще живой человек, то доктор просто-напросто стер тебе память. Либо использовал гипноз, либо провел на тебе операцию.

— Да что за чушь! Я что, не заметил бы?

— Эл, — качнула головой девушка, — скажи начистоту, ты уверен, что папенька не вскрыл твой череп?

Я машинально дернул рукой к виску, но тотчас же опустил голову и покраснел. О как все скоро забывается! Ведь целый месяц провел у него. И этот месяц был для меня своего рода украденным временем. Я действительно не все помнил из того, что делал и говорил, сколько сеансов гипноза провел на мне доктор.

Бенкс испуганно воззрился на меня, ожидая моего ответа, как некий вердикт, который, быть может, стал бы ответом и на его невольное и внезапное сомнение.

— Эл, вот и мистер Бенкс не уверен. Более того, похоже, наш дорогой писатель ничего до сегодняшнего дня не знал о себе.

— Да что за чушь! — продолжал впадать в панику журналист.

— Он не может и двух слов связать ни о своем детстве, ни о знакомстве с Фечером. Отец напичкал его информацией под гипнозом и он, полагая, что пишет книгу, ошивается у его оранжереи. А на самом деле просто шпионит, сам того не подозревая. Отец его периодически вылавливает, погружает в гипноз и выуживает из него обо всем, что происходит за пределами его владений, а заодно и в «Таймс».

Бенкс открыл рот от изумления, достигшего на сей раз самой крайней точки.

— Я… я… — начал было он.

— Вот видишь? — Зои откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. — Сейчас перед лицом правды способен только мямлить.

— Я могу рассказать о своем детстве, черт возьми, — разозлившись не на шутку, выпалил он. — Но, черт возьми, вы меня просто ошеломили своими глупостями! Я вырос… Я вырос в Айдахо, черт возьми… — трясущимися от волнения руками он налил себе полный стакан и, лишь допив его до дна, добавил: — Я мог бы все вам рассказать, но, видите ли… я полагал, это и без объяснений понятно, я не привык открываться перед первыми встречными. Вот так!