— Нет, пожалуйста, я передумал.

— Передумали?

— Да, мне не нужна никакая информация о вашем отце… Я передумал писать о нем.

— Неужели вы и в ралли участвовать не хотите?

— Не хочу. — И задергал руками и ногами с еще большей силой, даже пытался выкрутиться из наручников, изодрав руки в кровь. Лежа на животе, будучи распятым, как бабочка на картонке, нельзя было освободиться самостоятельно.

Тут раздался стук в дверь.

— Эл, прими заказ.

Через минуту я внес поднос, на нем вино в ведерке со льдом и небольшой чайный сервиз. Поставил его на столик, потерянно глядя на Зои и на извивающегося в наручниках журналиста.

— Послушайте, мистер Бенкс. Вы, возможно, подверглись ужасному акту вандализма. Ваша память стерта начисто.

— Это бред, это чушь несусветная… Ничего мне не стирали! Вы меня убьете? Кто вы? — Бенкс тяжело дышал, от усилий из белого он стал красным как вареный рак. Зои продолжала поглаживать его по волосам, принуждая успокоиться.

— Ну неужели вы меня не узнаете? Я — Зои Габриелли. Я иллюзионист и мастер своего дела.

— Но не хирург!

— Я и в хирургии смыслю.

— Отпустите меня.

— Вы не понимаете. То, что с вами произошло, увы, можно исправить лишь хирургическим путем. Вы что же, хотите дальше жить и быть марионеткой моего папеньки? Вы ведь, несмышленыш этакий, даже не чувствуете, как попадаетесь к нему в паутину, будто муха. Провода не глубоко, я просто выну их, и все. Вы останетесь жить. И быть может, вспомните свою настоящую жизнь.

— Я не верю вам. Никакой трезвомыслящий человек не поверит в подобную чушь!

— Хорошо. Тогда я не стану касаться вашей плоти, а просто попробую нащупать провода под кожей. Могу я сделать хотя бы это?

Бенкс замер. Размышлял. Значит, он все еще верил в нелепую историю с проводами далекими уголками подсознания. Я не знал, что и думать. То ли Зои забавлялась, то ли действительно журналист был жертвой вандализма.

— Ладно, но резать меня я не позволю, — выдохнул он.

Зои тотчас приступила к делу, придвинулась ближе и стала вспарывать шов. Делала это медленно, не спеша, словно наслаждаясь движением кончика навахи, скользящего вдоль позвоночника от ворота к фалдам, словно желая продлить страдания несчастного испытуемого, а может, из-за боязни поранить его. Бенкс дрожал мелкой дрожью, причитая «что за черт, что за черт».

— Теперь жилетка, — тихо проговорила Зои. И столь же скрупулезно, как настоящий хирург, приступила к шелку жилета. Тишину, воцарившуюся вдруг, ибо ни я, ни Бенкс, почти не дышали, нарушал лишь хруст вспарываемой острым ножом ткани. В черном зеве распоротой на спине верхней одежды показалось полотно сорочки.

— Теперь сорочка, — еще тише проронила Зои.

Бенкс всхлипнул.

— Пожалуйста, давайте покончим с этим скорее, — взмолился он.

Но Зои не ответила, нож скользил вниз, порой слегка задевая кожу, журналист подскакивал, а Зои ловко отнимала от его спины руку. Я жмурился от ужаса — одно неловкое движение, и наваха окажется по рукоять меж лопатками несчастного. Наконец она отложила орудие и, пропустив пальцы под одежду, принялась ощупывать кожу.

Прошла минута, другая.

— Что? — одними губами проронил журналист. — Ну что?

Зои помолчала.

— Что, господи? — прокричал он так отчаянно: мое сердце сжалось.

Она посмотрела на меня, чуть прикрыла веки и издала безнадежный вздох.

— Идите сюда, Эл, — повелела она.

Я приблизился.

— Сядьте рядом.

Я сел.

Она взяла мою руку в свою и поднесла мои пальцы к разорванной одежде журналиста. От моего прикосновения того словно током прожгло.

— Чувствуете? Чувствуете?

Я едва коснулся спины журналиста, в совершенно искреннем порыве ощутить под пальцами нечто механическое и чужеродное человеческому телу, но Зои быстро оттолкнула меня, прежде чем я успел что-либо понять, и вдруг прижалась ухом к ребрам своего пациента.

— Я даже слышу, как они тикают: тик-так, тик-так… Мне очень жаль. — Она опять присела боком и стала гладить Бенкса по голове. — Эдвард, дорогой мой Эдди, я бы не была столь уверена, если бы не видела вас в детстве. Вы являлись с какими-то поручениями, конвертами, были то ли рассыльным, то ли клерком. Мой отец знал, кого выбрать себе в соглядатаи. Эдди, Эдди, а вас ведь никто не хватился, бедный, несчастный Эдди. Или в лучшем случае считают без вести пропавшим. А сколько лет минуло! Десять, двенадцать…

— Но я не могу поверить…

— Однако провода, идущие вдоль ваших ребер, это вполне доказывают. Вы целый год собираете о докторе по крупице сведения. Ну пораскиньте мозгами, прошу вас еще раз. Неужели вы считаете, что такой человек не способен сотворить нечто подобное и с вами, что сотворил с собственным сыном и дочерью. Я ведь тоже его жертва. Увы…

Зои прикрыла веки, встала к журналисту спиной и принялась расстегивать крючки на лифе. Стянув с плеч платье, обнажила стальные ребра — ровно таким же томно-страдальческим движением, с каким обнажалась при мне. И глянула за спину, обратив журналисту печальный профиль.

— Видите? — всхлипнула она и дрожащими руками стала натягивать платье на себя обратно, опустилась к журналисту на постель, однако внезапно успев улыбнуться мне так, что тот не видел, одними уголками губ, и лукаво подмигнуть.

— Что это? — проронил удивленный Бенкс.

— Стальной позвоночник. Увы, от него я уже не смогу избавиться. Но мне совсем недолго жить… Едва он покроется коррозией, я погибну от заражения крови. Вы тоже рискуете, потому как механизмы, что находятся внутри вас, начнут покрываться ржавчиной. Ну что? Будем вынимать?

— Нет, нет…

Зои вздохнула.

— Хотите кьянти? Весьма успокаивает.

Она подошла к столику, взяла два бокала, разлила в них вино. В один из бокалов плеснула чай. Я удивленно наблюдал ее загадочные манипуляции. Но Зои, пользуясь тем, что лежащий на боку журналист не может полностью обозревать комнату, подала мне знак: приложила палец к губами, а следом поманила. Я невольно подошел, она сунула в руки теплый бокал с вином и жестом велела отойти обратно к изножью.

Сама же помогла журналисту приподнять голову и едва ли не влила в его глотку кьянти.

— Успокойтесь, — шептала она, продолжая водить ладонью по затылку. — Клянусь, я не причиню вам зла. Если вы закроете глаза, то вам будет легче расслабиться. Ваши мышцы чрезвычайно напряжены…

— Но хотя бы есть ли у вас наркоз? — заплетающимся языком проронил Бенкс. Он устал бороться и, кажется, начинал впадать во власть убаюкивающего голоса Зои.