— Это мое изобретение, — пояснил Данила, поймав взглядсвоего маленького гостя. — Добавляю в пчелиный воск экстракцию одуванчика и ещенекоторых растений, тогда свечки хватает на целую ночь и еще на полдня, а светуона дает, будто целая люстра. Одна беда, препятствующая повсеместномуиспользованию сего светильника: когда фитилек изгорает до конца, накопившиесяиспарения вырываются наружу, и происходит подобие взрыва. Но я до конца свечуникогда не жгу, заливаю особым раствором. — Он показал на пузырек с белесой жидкостью,помолчал.

Сконфуженно улыбнулся, развел руками.

— Ну вот, накинулся на вас с разговорами, как отпостившийсяна скоромное. Расскажите теперь вы мне, что вас привело в лес — одного, да ещепосле темноты. Тут ведь и волки водятся.

Внезапно Данила нахмурился.

— Постойте! Вы вначале стали говорить что-то про злодеев иблагородную особу, нуждающуюся в спасении? А я в смысл слов не вник и поразилсялишь неожиданной складности речи! Ради Разума простите меня, друг мой! О, как ясуетолюбив и глухосердечен! Что за беда с вами стряслась?

Вот и правильно, что дал человеку выговориться, понял Митя.Теперь он и выслушает внимательней, и отнесется добрее.

— Да-да! — заговорил Митридат, с каждым словом всё большеволнуясь. — Случилось ужасное несчастье, подлое преступление! Я путешествовализ Санкт-Петербурга в Москву, сопровождая даму, достойную самого уважительногоотношения. Не только из-за своей знатности — а Павлина Аникитишна принадлежит кодному из наисиятельнейших семейств империи, — но главным образом из-за своихнесравненных достоинств. Несчастье ее жизни — редкостная красота, из-закоторой…

— Стойте! — Старик поднял ладонь. — Мой юный друг, по вашемуволнению я догадываюсь, что вы повествуете о чем-то чрезвычайно важном, однакослова проистекают из ваших уст с недогонимой ретивостью, и я половинысказанного не понимаю. Будьте милосердны к тем, кто не наделен, подобно вам,сверхъестественной скоростью языка и мысли, ибо…

Митя понял, что по всегдашней дурной привычке глотает слова.Данила же, наоборот, изъяснялся столь неспешно и по старомодному витиевато, чтопришлось и его, в свою очередь, перебить.

— Хорошо хорошо! — нетерпеливо махнул рукой Митя ипостарался выговаривать слова медленней. Это было и правильней, потому что находу надо было еще соображать, о чем говорить, а о чем лучше умолчать.

К примеру, имя светлейшего князя Зурова поминать не следовало.Кто ж осмелится идти против самого Фаворита?

— Мы ехали в карете, я и госпожа Хавронская. И настиг наснекий страшный человек, который слуг умертвил, а Павлину Аникитишну пленил.Такое ему было приказание от некого значительного лица, одолеваемогосладострастным безумием…

Вот так, не пускаясь в излишние подробности, всё ирассказал.

Данила слушал нахмурясь. Сначал сидя, потом вскочил, сталрасхаживать по горнице.

Закончил Митя словами:

— Надо в деревню бежать, за подмогой. А еще лучше солдат.Этих-то пятеро, и все с оружием. К исправнику нужно.

Хозяин яростно подергал себя за седую бороду.

— Исправник в Вишере, это двадцать верст. Да и знаю я его —дурак, ничего не сделает. Не нужно нам никого. За ночь они никуда не денутся, аперед светом пойдем на дорогу, посмотрим, что за Пикин такой. Разберем это делосами.

Митя так и ахнул. Хороши разбиральщики, старый да малый!

— Сударь, вы же не рыцарь Ланцелот, а лекарь! — попробовалон образумить расхрабрившегося деда.

А тот только ногой топнул:

— Рассердили вы меня, Дмитрий Карпов, своей историей. Вижу,пока я в лесу от людей спасался, жизнь еще подлей, чем прежде, сделалась, а яподлость никогда сносить не умел. Вы правы, я нынче человек мирный и смирный,ремеслом врач, но, клянусь Разумом (и можете мне верить, ибо Данила Фондоринникогда не лжет), гнев лекаря — штука куда более опасная, чем полагаютнекоторые.

— Шеф, вы что, больной? Врача вызвать? — Валя дернулаНиколаса в противоположную сторону. — Какое метро? Вы болван, Тюбинг!Во-первых, ночь-полночь, а во-вторых, мы же на вашем панцервагене приехали!

Побежали к припаркованной за углом машине, сели, но отъехалинедалеко.

Клубные вышибалы оказались ушлыми: не только вызвалимилицию, но еще, оказывается, запомнили, на каком автомобиле приехалидолговязый мужчина и его эффектная спутница — приметили их еще, когда Фандоринсобирался встать перед клубом, а потом отчего-то передумал и отъехал подальше.Машина ГНР, группы немедленного реагирования, была неподалеку. Буквально черезминуту после того, как Николас сел за руль, и через пятнадцать секунд послетого, как он с третьей попытки завелся, «жигуленку» перегородил дорогумилицейский «уаз».

— Ты пистолет выкинула? — нервно спросил Фандорин, вылезаяиз машины и суя руку в карман за документами.

Ах, как неудачно! Объясняйся теперь, что да почему. Абандиты тем временем очухаются и примут меры. Выйдешь из отделения — тут тебя ивстретят.

— Вынул руку, завалю! — бешено заорали на магистра изтемноты.

Лязгнул затвор автомата, и Николас испуганно вскинул рукикверху. Ну конечно, их принимают за мафиози, пытающихся скрыться после«разборки». Изрешетят, и будут правы.

— Руки…, на капот!

Оперся ладонями о холодный металл. Валя встала рядом.

— У тебя документ какой-нибудь есть? — шепнул Фандорин.

Валя не ответила. Щурясь на свет фар, оглянулась черезплечо. Действительно, что толку от документа, если бы он и имелся? Там будетнаписано «Валентин Сергеевич Глен». И начнется цирк шапито.

— Пардон, шеф, я катапультируюсь, — шепнул человек будущего.

Легко, прямо с места, Валя вскочила на капот, спрыгнула поту сторону «жигулей» и метнулась из луча в темноту.

— Стой, застрелю! Саня, за ней! — заорали милиционеры, нодробный стук каблучков доносился уже из подворотни, так что стрелять былонекуда.

Один (очевидно, тот самый Саня) кинулся было вдогонку, нопередумал:

— Ну ее. Нашли пацана по дворам бегать.