— От кого все эти цветы, Джиллиан?

— Цветы? — Какие цветы? Оглянувшись, я увидела,что в зале стоят не только мои полевые цветочки. Больше дюжины букетов, среди которыхбыли и очень красивые, и специально заказанные для похорон, напыщенные инелепые. Я была ошеломлена. На столе лежала стопка квитанций и карточек. Японяла, что это одна из услуг, оказываемых бюро Хобсона. В желтых квитанцияхописывался каждый букет. К оборотной стороне прикреплялась карточка с именемзаказчика. Белые бессмертники от какой-то кинокомпании, название которой я неразобрала. Белые и желтые розы от Хилари Прайс. Разные цветы в горшках: ДжонТемплтон и сотрудники редакции. Букетик ландышей: Гордон Харт… Гордон… И ещеимена, которых я не знала. Наши друзья, все мои друзья… Я потянулась к Пег иснова заплакала. Бедная миссис Мэтьюз, кто поможет ее горю?

Мы просидели там два часа. Входили и выходили люди,кланялись нам, подходили к миссис Мэтьюз, пожимали ей руку и бормоталинеизменное «как жаль»… Сколько раз ей довелось услышать это? Сначала напохоронах мужа, потом старшего сына, а теперь — Криса.

Ближе к концу дня в зал вошел скромно одетый мужчина втемном костюме, и мне на мгновение показалось, что это один из сотрудниковХобсона. Он был таким серьезным, таким торжественным… Но тут миссис Мэтьюзподнялась и сказала:

— Джиллиан, это мой зять, Дон Линдквист.

Они пожали друг другу руки. Дон поцеловал миссис Мэтьюз иобнял Джейн за талию. Мы обменялись приветствиями, я представила ему Пег, потомон отошел от нас и склонил голову над гробом Криса… Вернувшись, Дон предложилотвезти нас домой, а затем пообедать где-нибудь. Я отказалась; Пег смерила менявзглядом, но мне уже было все равно.

— Я приехал на машине.

— Ох… — Я почувствовала легкую досаду. Больше мне непридется возить ни Джейн, ни ее мать. У меня отнимали работу, одно из дел,которые помогали не сойти с ума… Ох…

Когда они ушли, Пег посмотрела на меня и поднялась.

— О'кей, детка, пошли домой.

— Нет, не пойду, — вызывающе ответила я. С местане стронусь! — Иди к Сэм. Уже поздно, а она в последние два дня ходит самане своя. Скажи ей, что я приду позже.

— Не упрямься, Джиллиан. Если я приду одна, будеттолько хуже. Пойдем вместе. Можем прогуляться по дороге. — Добрая стараяПег честно тащит привычную ношу. А, к чертовой матери… Она права. Я встала,надела пальто и пошла с ней, еще раз оглянувшись на гроб Криса. «Раз, тольколишь раз…»

— Где ты была весь день? Со мной никто не играет.Только эта старая толстая миссис Джегер. — Сэм злилась, чувствуя себяброшенной. — А где дядя Криц? — Наверное, это злило ее больше всего.Все забыли о ней. И она начала плакать. Собрав остатки сил, я взяла ее на рукии покачала.

А как насчет того, чтобы искупаться со мной? — Она тутже повеселела, моментально забыла про Криса и стремглав помчалась наверх.

Пег сказала, что сама приготовит обед, и я потащилась полестнице, с облегчением подумав, что мне больше не придется говорить с Сэм оКрисе. Да и горячая ванна не помешает. Тело налилось свинцом, весь день яощущала небольшие судороги в спине. Младенец начинал беспокоиться, и я с трудомкарабкалась по ступенькам.

Во время обеда у Сэм поднялось настроение. Мы смеялись,хихикали и вспоминали дурацкие старые шу??ки, чтобы развлечь друг друга. Яхохотала без передышки. Все казалось мне забавным. Боже, какое это облегчение —уйти от Хобсона и на время забыть про темный гроб, желтые квитанции и карточкис выражениями сочувствия, густой аромат цветов, миссис Мэтыоз, Джейн и всехостальных! Анекдот про четырехсотфунтовую канарейку вновь заставил меняистерически захохотать. Все трое смеялись до слез.

Уложив Сэм, мы вышли в коридор.

— Пег…

— Нет. — Мы вызывающе посмотрели друг на друга, ина секунду я ее возненавидела. Она не сможет помешать мне вернуться! — Тыникуда не пойдешь, Джиллиан. Забудь об этом.

— Нет, пойду!

Пег стояла между мной и лестницей, и я представила себе, чтобудет, если она достанет меня своим знаменитым «крюком левой». Все этовыглядело так глупо, что я снова захохотала. Мне вспомнилось, как мы отвинтилистульчак от унитаза мисс Макфарлан, она упала и начала вопить, а мы сбежаливниз по лестнице и остановились на площадке, с трудом переводя дух и смеясь доизнеможения…

— Над чем смеетесь? — вклинилась между нами Сэм.

— Марш в кровать, юная леди! — Пока Пег загонялаее обратно, я схватила пальто и быстро сбежала по ступенькам. Когда Пег вышла,я уже подходила к двери, зажав в руке ключ от машины.

— До встречи, Пег!

— О'кей, но если ты не вернешься к одиннадцати, япозвоню в полицию.

— Я вернусь! — Послав ей воздушный поцелуй, язахлопнула за собой дверь и окунулась в туман. Вдалеке завывал ревун, и янесколько минут просидела в машине, прислушиваясь к этому печальному звуку.

За стойкой у Хобсона сидела все та же бледная девица, в томже самом платье, так же попивая кофе и читая газету. Что ж, по крайней мере онаумеет читать. Тут я что-то вспомнила.

— Можно посмотреть?

Она глянула на меня как кролик на удава. До сих пор все спрашивалиее только об одном: «Как пройти к миссис Джонс?» или «Где здесь греческийзал?». Девушка безропотно отдала газету, и я раскрыла ее на одиннадцатойстранице. Черт побери, где это? Вот оно, в черной рамочке, в самом низу. «Вчерав Сэффорд-Филд, Окленд, насмерть разбился Кристофер Колдуэлл Мэтьюз, 33 лет,проживавший на Сакраменто-стрит, 2629. Он упал с крана во время съемокдокументального фильма. Пострадавшего доставили в оклендскую больницу, где онскончался, не приходя в сознание. Причиной смерти послужило повреждение шейногопозвонка». Вот и все. Вполне достаточно, не правда ли? А люди читали и думали:«Да, скверно», или: «Эти чокнутые хиппи», или: «Никогда не знаешь, чего ожидатьот киношников», или… О, дерьмо…

— Спасибо, — сказала я, возвращая газету. Девушкавсе еще ошеломленно смотрела на меня. Я улыбнулась, и она захлопала глазами.Подобную ситуацию инструкции Хобсона не предусматривали.

Я шла по коридору с таким чувством, словно хожу сюда всюжизнь. Как к старенькой тетушке в дом для престарелых. Крис всегда лежал здесь,и я всегда являлась в бюро, чтобы встретиться с ним. «Похоронная контора —самое удобное место для свиданий». Но Крис был мертв. Его душа вселилась всмятую простыню на нашей кровати, в тапочки, разбросанные по разным угламкомнаты, в растрепанную зубную щетку, лежавшую рядом с раковиной, в студию,куда я не смогла заставить себя подняться…

Конечно, в моем стремлении не разлучаться с мертвым Крисомбыло что-то болезненное, но оно, как ни странно, спасало меня от безумия. ЖивойКрис будет еще долго являться мне в самый неожиданный момент — например, вовремя мытья посуды покажется, что кто-то закрыл дверь в студию… Живой Крисвсегда останется со мной, но мысли о нем отныне будут неразрывно связаны своспоминанием о человеке, лежащем в гробу на виду у людей, расписывающихся вкниге соболезнований.