— Ничего.

— Дальше. Голубая краска на моем ботинке. Есть двевозможности. Первая — я наступил в нее в квартире у Веника. У него ремонт, иголубую краску он приготовил для ванной. Вторая — я наступил в нее просто наулице. Кто-нибудь разлил, и я наступил.

— Можно подумать, что у нас улицы залиты голубой краской!Особенно зимой. Кроме того, ты и пешком-то не ходишь, Данилов!

— Все равно, такую возможность нельзя исключить.

— Не будем исключать, — согласилась Марта.

— Ты смеешься? — спросил Данилов подозрительно.

— И не думаю даже.

Он еще некоторое время писал.

— Данилов, а если это краска от Веника, ну, в смысле из егоквартиры, значит, он разгромил дачу и написал: «Это только начало»?

— Не знаю, — ответил Данилов раздраженно, — я пока ничего незнаю. В понедельник, когда я нашел у себя в спальне рубаху, ко мне заезжаливсе. Корчагин утром, Грозовский вечером. Тарасов, Лида и Веник тоже вечером.Любой из них мог оставить рубаху. Лида сказала, что она потеряла брелок итеперь по полчаса ищет ключи от машины. Брелок был янтарный.

— Какой?!

— Янтарный. Опять совпадение?

— Да это чертовщина какая-то, а не совпадение, Данилов! —возмутилась Марта. — Она не могла стукнуть охранника по голове и все тамразгромить. Она слишком… нежная и красивая.

— Не знаю, — сказал Данилов.

— И потом — зачем?! Она что, так сильно тебя ненавидит?!Ведь все это делает человек, который ненавидит тебя, Данилов. Ненавидит так,что готов на все, только чтобы ты понял, как близко он подошел к тебе и емуничего не стоит сделать с тобой все, что угодно!

Данилов посмотрел ей в лицо.

— Он дает тебе понять, что знает все твои тайны, и слабости,и страхи, что он знает все! Как ты спишь, как смотришь на себя в зеркало, гдедержишь свои рубахи, что ты любишь — тот дом, к примеру! И все это он может утебя отнять, хоть сейчас, сию минуту! Он может прийти в твой мир, наследить,напакостить и остаться безнаказанным, потому что уверен, что ты слабый, что тыникогда его не одолеешь! Ты же все это понимаешь, Данилов, даже лучше, чем я,понимаешь, а пишешь какие-то глупости — кто звонил, кто не звонил, кто знал,кто не знал!..

— Тебе нельзя волноваться, — сказал Данилов тихо.

Он понятия не имел, что его собственные мысли, высказанныедругим человеком, произведут на него такое сильное впечатление. Как удар поддых, когда он увидел на своей постели рубаху с красными тошнотворными пятнами.

— Чтобы понять, кто это сделал, я должен рассуждать логично.Поэтому и пишу, кто звонил, кто не звонил.

— Нет никакой логики, — сказала Марта, вдруг сильно устав, —есть только ненависть и злость. Одна сплошная злость и ненависть. Кто тебяненавидит?

— Семья моей жены, например. Они уверены, что я виноват в еесмерти.

— Веник?

— И Веник тоже.

— Веник только и делает, что клянчит у тебя деньги. Ктостанет его кормить, если не ты? Ему невыгодно уничтожать тебя, Данилов. Еслитолько он не полный дурак.

— А если полный дурак?

— Тогда не знаю.

— Когда я приехал домой и нашел Нонну, на ней была оченьбелая блузка. Такая белая, что даже глазам больно. На блузке были пятна крови.Эту рубаху с пятнами подложил человек, который тогда застрелил мою жену. Я этопонял ночью, как только решил, что все еще не сошел с ума.

— Господи боже мой, — пробормотала Марта, — я об этом незнала…

— Об этом никто не знал, кроме меня и… милиции. И убийцы,конечно. Почему-то именно сейчас он решил разделаться со мной тоже.

— Боже мой, — повторила Марта.

— Ну вот. Еще записки, которые прислали нам обоим, тоженепонятно зачем. И кассета.

— Какая кассета?

— Ту, которую заменили в камере на даче у Кольцова. В машинеу Олега Тарасова валялась кассета.

— Так он же сказал, что это запись его концерта! — удивиласьМарта.

— На полу? Под ногами? Ты не знаешь Тарасова! Он страшногордится своими концертами, он с ними носится, как…

— Как ты со своими домами, — подсказала Марта, и Даниловулыбнулся.

— Примерно. Странно, что она валялась на полу. Она должнабыла на сиденье лежать, с почетом завернутая в целлофан, что-то в этом роде.

— Он не знал, что ты едешь на дачу, и вообще он толькоприлетел из Лиссабона, или откуда он там летел!

— Все равно странно. Кстати, ты не заметила, какая машинапыталась меня задавить?

— Нет, — призналась Марта с сожалением, — я на нее и несмотрела. Я только на тебя смотрела. Вроде бы темная.

— Та машина, которая выехала нам навстречу с лесной дороги,тоже была темной. Помнишь?

— Данилов, по-моему, и так понятно, что все это — дело рукодного человека, следовательно, и машина одна и та же. Или ты думаешь, что радитого, чтобы тебя запутать, он купил себе несколько машин?

Они помолчали. Над остывающей туркой клубился тонкийкофейный пар.

Марта понюхала пар и спросила:

— Как твои раны?

— Ничего, спасибо.

— Может, выпьешь какой-нибудь нурофен? А то спать не будешь.

— Я и так спать не буду, — весело ответил Данилов, — а тебепора. Завтра рабочий день. Кстати, я хотел сказать, что завтра ты поедешь наработу на моей машине, а твою я сам заберу, подъеду к твоему офису, и мыпоменяемся.

— А может, ты довезешь меня утром до работы, а вечером домашины, и дело с концом?

— Можно и так, — согласился Данилов.

Зазвонил телефон, и это было так странно, что Даниловпосмотрел сначала на Марту, потом на часы, а потом только снял трубку. Былополовина первого. Звонила мать.

— Что случилось? — спросил Данилов, когда наконец понял, чтоэто она. — Что произошло, мама? Все в порядке?

Правилами было установлено, что она звонит ему раз в двенедели по субботам или воскресеньям. В восемь утра, до бассейна, но послетренажерного зала.

Из-за этих проклятых правил он почти не спал ни в субботу,ни в воскресенье. Ждал, как будто его должны были тащить на эшафот.