– Сидр замечательный! – искренне похвалила она, однакоФлора только мимолетно улыбнулась. Все внимание ее было привлечено к Джессике,которая осторожно приблизилась к колыбельке.

– Осмелюсь просить миледи быть осторожней. – УлыбкаФлоры стала напряженной. – Моя девочка нездорова и спит…

– Ваша девочка и не думает спать! – воскликнулаДжессика. – Она хлопает своими хорошенькими глазками и улыбается мне.

– Боже мой! Разбудили! – с неожиданной прытьюподскочила старуха, но Флора так на нее глянула, что та принялась лихорадочнонакручивать на «кошку» новые и новые шерстяные витки.

– Она просто красавица, – нежно сказалаДжессика. – Взгляните, Марион.

Марина приблизилась не без робости, но не сдержала улыбки,когда на нее глянули дерзкие голубые глаза. Из-под розовых оборочек чепчикавыбивались льняные кудряшки, придавая малышке весьма залихватский вид. Лицо еераскраснелось – не то после сна, не то и впрямь от жара, но это не убавлялоочарования ее широкой улыбки. Маленькие ручки комкали край одеяла, а вприоткрытом ротике виднелся белый сахарный зубок.

– Прелесть! Ангел! – выдохнула Марина. –Улыбается! Смеется! А другие дети, говорят, плачут, проснувшись.

– Она не плачет, – ласково сказала Флора. – Когданачались роды, я стала петь, чтобы ребенок, который скоро появится на свет, небыл мрачным и плаксивым.

– И, верно, песни были красивы, – подхватилаМарина. – Никогда не видела такую красотулечку. Можно ее подержать? Простодо смерти хочется!

– Прошу прощения, миледи. – Флора, ставшая рядом сколыбелькой, улыбалась извиняюще, но взгляд ее был непреклонен. – Я недозволю сего никому, тысяча извинений. Цыганка нагадала мне, что моего ребенкаждут неисчислимые беды, если в первые пять лет жизни ее коснется чужая рука. Ия… я поверила. Я ведь очень люблю свою дочь! Это счастье всей моей жизни.

– Истинное счастье! – растроганно согласилась Марина ихлопнула себя по лбу: – Какая же я дура, что не захватила гостинца!

– А я захватила, – подала голос Джессика. Сунув руки вкарманы амазонки, она выхватила из одного яблоко, из другого – золотую монеткуи все это протянула малышке: – Ну, выбирай, что тебе больше нравится?

Флора сделала шаг вперед, и Марине показалось, что она хочетостановить щедрую гостью, но не осмелилась и только тревожно сновала взглядом смонетки на яблоко.

Точно так же водила туда-сюда своими голубенькими глазками идевочка, словно затрудняясь в выборе.

А и впрямь! Монетка сияла и сверкала в солнечных лучах –чудилось, Джессика держит кусочек такого луча. Ну а яблоко… это было сказочное,райское яблоко: наливное, золотое, напоенное медовой сладостью, светящеесянасквозь, так, что видны были семечки. И в конце концов голубые глазкиполностью приковались к созерцанию чудесного плода, а потом дитя выпросталоиз-под одеяла ручку и потянулось к яблоку.

– Ну что же, выбрала – так получи! – Джессика обтерлаяблоко своим белоснежным платочком. – Держи, счастливица! А это отдадимтвоей маме. – И она протянула монетку Флоре, которая взяла ее с выражениемспокойного достоинства.

– А как же ее зовут? – спросила Марина, не в силахоторвать взора от чудесного дитяти, которое ворковало над своим яблоком.

– Элен, – ответила Флора, опуская глаза. – Так мыназвали ее: Элен.

– О! Неужели в честь моей тетушки! – воскликнулаМарина, решив блеснуть наконец выдуманным родством.

– Совершенно верно, миледи. Я назвала дочь в честь покойнойледи Маккол… вашей тетушки, – спокойно сказала Флора, опустив глаза, итолько нечистая совесть Марины позволила ей заметить мгновенную заминку всловах и некий промельк в прозрачных серых глазах. Неужто насмешка?

Марине вдруг стало не по себе. Впрочем, у нее всегда портилосьнастроение, стоило лишь заподозрить неладное по отношению к себе – такой ужуродилась. И все-таки… Флора явно усмехнулась! Почему? Что она такого знает о«русской кузине»? Что для нее Марина? Чудачка-дикарка, которая суется не в своидела, и никто в замке ее не любит, прежде всего «кузен», к которому она,похоже, питает отнюдь не родственные чувства?

Предположения тотчас сделались для Марины реальнее всякойреальности. Кто мог наболтать такое Флоре? Агнесс! Конечно, Агнесс!

Вспышка ненависти была так сильна, что Марина ощутила во ртустранный железный привкус, похожий на вкус крови.

Снова Агнесс переходит дорогу! Мало, что Десмонд в ее руках.Мало, что она спуталась с дьяволом, из-за чего Марина всю ночь протряслась отстраха в чужой комнате и утром выглядела такой несчастной, что Джессика сочлаза благо немедленно повезти ее развеяться, на прогулку. И Марина вынуждена быланадеть ненавистную черную амазонку – Джессика не поленилась зайти в ее комнатуи принести нелюбимое платье! Конечно, Марина не могла ответить неблагодарностьюна такую заботу и покорно облачилась в хвостатое мрачное одеяние, чувствуя себяв нем сущей вороною. Понятно, почему Хьюго, седлавший им коней, даже не глянулна нее! И без того предостаточно поводов для ненависти к Агнесс, так она еще ивосстановила против нее эту добродушную фермершу!..

– Может быть, еще кружечку сидра, миледи? – послышалсятихий голос, и глаза Флоры участливо глянули в глаза Марион, словно и утешали ипросили прощения.

Пожар угас мгновенно, без дыма и шипенья, потому что еслиМарина и бывала порой безобразно вспыльчива, то и отходчива была на удивление.

– С радостью, – сказала она весело. – Сидрчудесный!

И они с Джессикой выпили по новой кружечке, а потом,поблагодарив приветливую хозяйку и еще раз повосхищавшись «Аленкой», какмысленно называла девочку Марина, они отправились восвояси.

Настроение у Марины поправилось так же необъяснимо, какиспортилось, и она, разогнав, как докучливых сорок, все свои обиды и неприятныемысли, пребывала в наилучшем расположении духа, любуясь зелеными холмами истройным лесом, через который они проезжали. Вдали мелькала река, и Маринахотела попросить Джессику остановиться, посидеть на берегу, поглядеть на мерныйперекат волн. Она была намерена не упустить ни малейшей радости этого дня! Онауже открыла было рот, и в эту самую минуту Джессика задала свой вопрос, накоторый Марина и ответила, ничуть не покривив душой. * * *

– Да, Флора очень мила! – согласилась Джессика,задумчиво глядя в голубое – ни облачка! – небо, и вдруг перевела на Маринуострый взгляд: – А ее дочь?

– Ну, прелесть, конечно! Никогда не видела такихлапушек! – вновь воскликнула с жаром Марина. – И у нее такиеудивительные голубые глазки!