— Понял! — издалека проорал Чернов и поскакал к конторке.

— Ну что ж, — сам себе сказал Павел Андреевич Степанов, —если враг не сдается, его уничтожают. — И вышел «в народ», за хлипкуюзаградительную сетку. Охрана бросилась было за ним, но решительный ПавелАндреевич остановил ее, приказав оставаться по ту сторону линии обороны.

Леонид Гаврилин вещал, стоя на ячеистом железном ящикеиз-под молочных бутылок, наполовину ушедшем в песок. В руках у него былалюминиевый мегафон, и он почему-то напомнил Степану пионервожатого советскихвремен, призывающего пионеров стоять кучнее.

«Пионеры» и так стояли довольно кучно, так что «вожатому»приходилось вещать прямо в запрокинутые к нему физиономии.

Впрочем, особенного энтузиазма собравшиеся не проявляли, этоСтепан заметил сразу. Кучка подростков у самой сетки вяло покуривала иобсуждала какие-то вчерашние приключения, употребляя в основном три ключевыхслова. Даже Степан, привыкший общаться с работягами, подивился скудости«великого и могучего». Мужики в телогрейках — почему они вечно в телогрейках,когда на улице почти двадцать?! — сидели на корточках, глядя прямо перед собой,в какую-то неведомую точку пространства.

Шумели одни бабки с плакатиками.

Грузовик с панелями фырчал в отдалении Его водитель,высунувшийся из окна почти до пояса, смотрел на происходящее с искренниминтересом.

Не чувствуя ничего, кроме раздражения и досады, Степанпротопал прямо к ящику из-под молочных бутылок и решительно взял ЛеонидаГаврилина за тощее запястье, держащее алюминиевый рупор.

Леонид Гаврилин дернулся и скосил на Степана испуганные,налитые кровью глаза.

— Погоди, браток, — попросил Степан душевно, — дай я скажу.А ты потом продолжишь.

Леонид Гаврилин что-то протестующе пискнул, как будто икнул,но рупор опустил и руку попытался выдернуть, однако Степан держал крепко.

— Вот что, дорогие граждане и старушки, — начал онрешительно. От этих неизвестно откуда взявшихся «граждан и старушек» емунеожиданно стало весело, как студенту, который проваливается на экзамене и ужезнает, что непременно провалится, а потому терять ему все равно нечего. — Выможете стоять тут хоть до послезавтра, если вас милиция не разгонит, а она васкак пить дать разгонит, потому что митинг у вас несанкционированный и отвечатьза него никому неохота. Я начальник этой стройки, и я вам решительно заявляю,что мы тут строили, строим и будем строить, пока все не выстроим.

Старухи заголосили что-то о святотатстве, мужики поднялись скорточек, а подростки приблизились, радуясь неожиданному развлечению. Может,еще и подраться удастся, а они на такую удачу никак не рассчитывали. ОднакоСтепану было наплевать, на что именно они рассчитывали.

Ему нужно было работать. Они мешали ему работать. Только этоимело значение.

— Мой грузовик сейчас заедет в ворота, и вы его пропустите.И все остальные грузовики вы пропустите тоже. Орать тут можете сколько хотите,только нам не мешайте! Если еще хоть одна машина встанет на въезде, я вызываюОМОН. А до ОМОНа и мои ребята вполне справятся. И никаких кулачных боев небудет, — прикрикнул он на оживившихся подростков, — будут дубинки ислезоточивый газ! — Этот газ он придумал для пущей значительности. — Вашидействия незаконны, ваш активист об этом знает, поэтому с этой секунды за вашужизнь и здоровье отвечает он. Лично. — Степан повернулся к Леониду Гаврилину испросил душевно: — Это понятно?

— Больно прыткий! — закричали из толпы. — Образованныйбольно! Ты скажи лучше, зачем на святом месте базар сооружаешь?! Бога небоишься?! Все денег мало?! Еще не все захапали, сволочи! Самое последнееотнимают, землю святую, только чтобы денег урвать и народ ограбить!

— Святая земля в Иерусалиме, — сказал Степан мрачно, — ачтоб зарабатывать, работать надо, а не по митингам брехаться! Короче, так,орать — орите, а будете мешать, ребята моментально всем обеспечат досуг врайбольнице. — Он снова повернулся к Леониду Гаврилину и снова спросил нежно: —Это понятно?

Леонид Гаврилин дергал руку. Под замызганным свитером онаходила ходуном, как у эпилептика. Запрокидывал голову, тряс бороденкой, иСтепан его отпустил — мало ли, может, и впрямь припадочный. Потом отошел отящика и махнул рукой водителю «КамАЗа»:

— Проезжай!

Водитель торопливо швырнул в песок окурок и медленно, как быпримериваясь, тронул с места машину.

«Так, — подумал Степан стремительно, — или он сейчас проедети станет ясно, что я победил, или начнутся широкомасштабные военные действия».

Ему стало страшно, но почему-то только на секунду. На тусамую секунду, что грузовик нехотя тронулся и поехал прямо на жиденькую группулюдей, стоящих у него на пути.

«Ну! Расходитесь! Сейчас же! Сию минуту! Ну!! Вам же нетникакого дела до этой стройки! Девяносто процентов из вас не верят ни в какогоБога! Да и не делаем мы ничего, что могло бы его прогневать! Последние тристалет здесь был пустырь, а храм снесли еще при царе-косаре! Да разойдитесь же!..»

Грузовик мягко катил по сырому песку, все ближе и ближе.

Озираясь, как волки, мужики, составлявшие ядро людскойкучки, стали расходиться по разные стороны изрытой шинами песчаной дороги.Грузовик катил к распахнутым воротам.

Степан шумно вздохнул, неожиданно осознав, что не дышалдовольно долго, так что воздух теперь резал съежившиеся легкие. Ни на кого неглядя, он вытер холодный влажный лоб и пошел следом за грузовиком на своютерриторию. Все мышцы ныли, как будто он все утро грузил уголь.

— Паш, что за митинг ты там устроил? — спросил Черноврастерянно. — Кому это надо? Что за чудеса человеческого общения? А если б онитам все пьяные были, что бы ты делал? Сам в райбольнице отдыхал?

— Пошел в жопу, — сказал Степан устало и обернулся кохранникам, которые прятали от него глаза. — Ребят, вы от ворот ни на шаг неотходите и, если что, сразу зовите милицейских. Мне кажется, что проблем странспортом у нас на сегодня уже не будет.

— Это точно, — пробормотал один из охранников.

— Черный, ты в администрацию дозвонился?

— Дозвонился, едут уже. Петрович ребят контролирует, всеработают, все идет по плану.

Они посмотрели друг на друга и разом усмехнулись.

Жизнь была бы такой простой, если бы хоть что-нибудь в нейкогда-нибудь шло по плану!..

— Ты не знаешь, Петрович нашел свой клофелин или он тожесобирается в райбольнице отдыхать?

— Я даже не знаю, что он его терял, — ответил Черновудивленно, — а что такое клофелин?