— Чего ты орешь, как потерпевший, Черный?!

— Я не ору! Мне до смерти надоело все это дело! Я хочуработать как раньше! Утром приходить, вечером уходить и не думать поминутно,кто из нас кого в следующий момент ухлопает!..

— Кто-то из нас? — переспросил Степан. Шум стройки вдругкак-то отдалился, словно освобождая место в голове для того, чтобы он наконецпринял ненавистное решение или уложил бы на это освободившееся место ещечто-то, столь же пакостное и не правдоподобное, как вчера.

Он ничего не хочет узнавать. Ему уже вполне достаточно. Онтоже, как и Чернов, хочет только одного — чтобы все это прекратилось. Сию жеминуту. Прямо сейчас. Чтобы все остановилось на этой точке. И тогда — можетбыть — он перешагнет это и станет жить дальше. Если сумеет.

— Я же не идиот, Паш, — проговорил Чернов устало и зачем-тонахлобучил каску. — Я же вижу, как ты мечешься, а раз ты не говоришь, значит,это как-то связано… с нами. Значит, ты перестал нам доверять. Значит, ты знаешьчто-то, чего не знаю я, и тебя это мучает.

От такого неожиданного всплеска проницательности Степан дажеприостановился. Ничего подобного он не ожидал.

Вот так дружишь с человеком двадцать лет, а потом вдругокажется, что дружил с каким-то вовсе другим человеком, и даже представить себене можешь, откуда взялся этот, и как с ним следует обращаться, особенноучитывая, что он знает о тебе все — ведь ты-то остался прежним…

— Я не знаю, что ты имеешь в виду. Черный, — произнес оносторожно, — меня тоже достала канитель, и все. Скрывать мне нечего.

Чернов посмотрел на него и усмехнулся.

— И все-таки прежде чем звонить в милицию, поговори со мной,— попросил он непонятно, — может, мы чего и придумаем.

— Может, и придумаем, — согласился Степан. Звонить в милициюон пока не собирался, хотя понимал, что рано или поздно это придется сделать.Вот радости-то будет капитану Никоненко Игорю Владимировичу… — Пойду посмотрю,что там творится, — продолжил он, морщась, словно санки с асфальта стаскиваясебя с этих мыслей и насильственно заполняя голову другими, которые не вопилитак оглушительно: ты слишком тянешь, ты не знаешь, что тебе делать дальше, тыни в чем не уверен, ты просто жалок и смешон!

— Пойди, — согласился Чернов. Тон у него был ироничный. — Яминут через двадцать тоже в контору подгребу, чтоб ты без меня не скучал.

И тон, и вся фраза были странными и до нелепости неподходили Вадиму Чернову. По крайней мере тому Чернову, которого Степан зналвсе эти годы. Кивнув, Степан зашагал к воротам, по широкой дуге обходя котловани по привычке вылавливая из нормального рабочего гула посторонние звуки,которых, несмотря на сегодняшние осложнения, было не много.

Однако оказалось, что радовался он рано. Как только он,обогнув котлован, оказался с другой стороны стройплощадки, у ворот кто-тотрубно закричал в мегафон, толпа подалась ближе к сетке, и Степан перешел нагрузную рысь, опасаясь, что ситуация может вот-вот выйти из-под контроля. Егособственные немногочисленные охранники, сторожившие въезд, подобрались, и по ихспинам было видно, что они вполне готовы исполнить свой долг до конца.

Степан только никак не мог решить, от того ли это, что толпашумела угрожающе, или от того, что сзади к ним приближался начальник.

— …твою мать, — от души выматерился Степан, разглядевчеловека с мегафоном, — вот и наш поп Гапон, а мы-то не знали, где он и на когоон нас покинул…

— Ты о чем, Андреич? — осторожно поинтересовались рядом. Отнеожиданности Степан оступился, зачерпнул ботинком песку и остановился.

— Что ты подкрадываешься-то, Валентин Петрович! Черт быпобрал вас всех. Вы что решили сегодня утром меня окончательно доконать?!

— Да я не подкрадывался, — забормотал прораб виновато, — япросто за тобой бежал. Я тебе с той стороны махал, махал, а ты не видел и неслышал.

— Значит, плохо махал. — Степан наклонился, с трудом балансируяна одной ноге, стащил ботинок и вытряхнул из него песок. Носок тоже был весь впеске. Поп Гапон за решеткой кричал все громче, так что Степан вполне могразобрать отдельные слова, долетавшие даже сквозь шум стройки.

— Не… аим… сквернять!.. Дело… осподне… тое дело! Не… пусти…вятотатства… ашей… мле!

— На нашей земле! — передразнил Степан злобно, натягиваяботинок. — Как же! Это не ваша земля, а наша, о чем у нас документиксоответствующий имеется. Ты чего такой кислый, Петрович? Или тебя речь не вдохновляет?

— Я где-то клофелин забыл, — сказал прораб и как бы вподтверждение похлопал себя по карманам, — а мне без него неуютно. У меня повесне всегда давление скачет.

— Где ж ты его мог забыть? Дома?

— Не знаю, Андреич. Но где-то забыл.

Степан завязал ботинок и разогнулся.

Он испытывал почти мистический страх перед сердечными ивсякими такими болезнями. Мама умерла от сердечного приступа. И еще от того,что ей вечно было недосуг обратить на себя внимание.

— Давай я пошлю кого-нибудь в аптеку за этим клофелином, —предложил он прорабу, — домой я тебя все равно не отпущу, не надейся, алекарство тебе запросто привезут.

— Не надо, — перепугался прораб, — зачем? Я не могу…

— Я могу, — перебил Степан. — Ну что? Послать?

Одним ухом он слушал стройку, а другим — митинг, и емухотелось, чтобы прораб не забывал свои таблетки.

— Нет, нет, что ты, Андреич! Я еще в машине не смотрел,может, я их в машине того… вытряхнул. Спасибо тебе.

— Павел Андреевич, у них митинг начался, — выпалилподбежавший охранник, — грузовик с панелями остановили и не пропускают.

— …твою мать! — пробормотал Степан. — А менты где?

— К воротам двинули.

— Саш, что хочешь делай, только чтобы мордобоя в рабочеевремя не было! На территорию никого не пускать, а за территорией пусть хотьоборутся! С грузовиком я сам решу. Петрович, дуй к работягам, хоть за руки и заноги всех держи, только чтобы у ворот я никого из наших не видел! Черный! —заорал он, увидев вдалеке Чернова, который скакал через песчаные кучи в сторонузаградительной сетки. — Черный, стой!! Звони в администрацию, пусть они самикак хотят разбираются со своими жителями! Скажи, что у нас весь график на…пошел и что мы их заставим неустойку платить! Слышишь?! И особенно неминдальничай, я потом сам позвоню и всех, кого надо, задобрю! Да, скажи, что тысию минуту звонишь в передачу «Человек и закон», что у тебя там продюсерзнакомый и что они через полчаса здесь будут, понял?