Очелье раскаленным железом стиснуло виски. Уже не украшение дорогое, а одна пытка.

– И что же, думаешь, за век, что я провел в трясине, он первым стал?

– Ты из-за меня его убил…

– Ты о защите молила. Я и защитил.

– Ты душегуб.

– Да. Но слово держу.

– Я не просила! Не просила убивать Брана!

– Считай это свадебным подарком. – Аир изящно поклонился.

Ива же отшатнулась:

– Ты злодей!

– Да. Но я честен. И я защитил тебя. – Ледяная ладонь легла на щеку девушки. – Я тебе предан!

– Безумен ты!

Жених очертил кончиками пальцев ее губы, едко ухмыльнулся:

– Между преданностью и безумием велика ли разница?

Ива тихо сказала:

– Между добром и злом велика.

Нежность мигом сменилась жестокостью. Хозяин до синяков сжал ее плечо:

– Да? Ну и кто же теперь ты, мавка? Добро или зло? Ты, из-за которой человек умер? Ты, отдающая приказы нечистой силе? Ты, разбудившая чудище запретной чащи?

– Я не знаю…

Попробовала вырваться, но куда там: Хозяин болота своего не отпускает! Она дернулась что было мочи, но жених перехватил. Свадебный убор свалился с волос. Аир бездумно поймал его и тут же отбросил, ожегшись о железные кольца. Очелье полетело в траву, блеснув серебром на прощание. Кованый обруч оплавился в том месте, где прикасался к нему нечистый. Тогда Ива развязала тесемки кошеля на поясе и докончила то, что начала говорить:

– Не знаю. Но невестой твоей я отныне не буду.

Оберег каленого железа, бережно хранимый девкой в сундуке с приданым, малость ожег ладонь, но лег как родной. Сплетенные в объятиях фигурки мужчины и женщины, знак, приносящий счастье в новый дом, послужит невесте, да совсем не так, как она чаяла. Ива вынула руку из кошеля и прижала железный оберег к груди Хозяина болота.

Зашипело, ровно воды на угли плеснули, запахло тиной. Аир вскрикнул, оттолкнул невесту, а ей только того и надо! Ива бросилась бежать. И от жениха она улепетывала едва ли не проворнее, чем до того спешила к нему. Вот только горючие слезы никуда не делись.

Скорее, скорее к бабке! Уж если кто и поможет усмирить сердце, то только слепая Алия.

Глава 20

Не ходите, девки, замуж!

Вот когда Ива порадовалась, что бабкина избушка стояла вблизи леса! Она заколотила в двери:

– Бабушка! Отвори!

Внутри закряхтели, тяжело зашаркали.

– Унуча?! Ти ты, ти не?

– Я, я, бабушка! Впусти!

– Ти одна ты?

– Одна! Впусти, не мучай!

Казалось, сейчас жених ее догонит. Схватит, прижмет к груди – и все! Страшилась ли того Ива али мечтала больше всего на свете, поди разбери…

Старуха нарочито медленно откинула щеколду:

– Заходи, родная. – Ощупала ее лицо, как обыкновенно делают слепые, здороваясь. – Ты плачешь никак?

Ну как тут скроешь? Ива упала в ноги старой ведьме, обняла колени и зарыдала горче прежнего. И понять бы, о чем плакала: о жестокости Хозяина болота али о мечте несбывшейся? Она рассказывала обо всем. И о Бране, которому доверилась, а он ее обидел, и как на болото пошла, не чая вернуться, и как из трясины вылез страшный человек, который и не человек вовсе, а сила нечистая. И о том, конечно же, как он защитил ее, а она его за то полюбила.

Вот когда бабка не на шутку испугалась! Ни сказ о запретной чаще, ни россказни о чужаке, который оказался пришлым не из другого селища, а с того света, так ее не обозлили!

– Дура ты, дура! – закричала Алия, сама чуть не плача.

Замахнулась ударить нерадивую внучку, но заместо этого прикрыла поскорее дверь, накинула щеколду и осенила ее защитным знаком. А потом сбегала к печи, отодвинула заслонку, сунула палец в золу и вернулась, чтобы начертать на крепких досках еще один символ, Иве неведомый.

– Бабушка… Ты что это?

Алия вернулась к внучке. Та так и сидела на полу – нету моченьки подняться. Взяла ее за локти, помогая сесть на лавку, укутала одеялом.

– Не доберется он до тебе! Слово даю, унуча, не доберется! Один раз я ужо оплошала, вдругорядь ня бывать бяде! Костьми лягу, а табя сберегу!

Ива проглотила слезы. Шершавые ладони старой ведьмы обтерли ей щеки, но совсем не обещание защиты успокоило девку.

– Когда это ты оплошала?

– Ня твоего ума дело! – отрезала вредная ведьма. – Сядишь и сяди! Я о табе позабочусь!

– Бабушка, не томи! Довольно тайн, и без них невмоготу!

Слепым светец ни к чему, Ива же, как ни старалась, не могла разглядеть в темени бабкиного лица. Только затухающие угли в печи перемигивались алыми точками. Алия пристроилась рядом, погладила внучку по голове, но долго не усидела. Встала, раздула пламень, пошла перебирать котелки и пучки травок, шуршащих по бревенчатым стенам. Нащупала нужную, нащипала горсть – и в воду.

– Помнишь ли, унуча, враку, что я табе сказывала?

– Ты много врак знаешь… – Но что уж виться ужом на сковороде? Ива кивнула: – Про Хозяина болота? Помню.

Ведьма скривилась и плюнула на пол.

– Шоб яго трясина навечно замкнула! – Подцепив ухватом котелок, старуха сунула его подальше в устье. – Ну так ня враки то вовсе.

Эка новость! Ива уж и сама то уразумела.

– Я видела его. – Девка подобрала под себя ноги и сцепила поверх колен в замок тонкие пальцы. – Настоящий он. И сила его тоже. Я понимаю.

– Ничаго ты ня понимаишь! – фыркнула ведьма. – Правда то, а ня враки! Усе правда! Про девицу, что он заманил к сабе. Про то, как нашли ее, утопшую. – Старуха шмыгнула носом. – И про то, как горевали, тоже правда. Мне ли ня знать? Усе застала…

Вот когда сложилось! И сестра, про которую Алия не любила вспоминать, и то, как бабка, пока еще зрячей была, смотрела на внучку, во всем на покойную похожую. И то, что отселилась от семьи к лесу да ведовством занялась. И даже враки, сказываемые несмышленым детям, чтобы к трясине не совались. Все, лишь бы оградить деревню и не допустить чудище к родным. Все сделала ведьма. А Ива по глупости принесла неупокойника на своем горбу. Вот так подарочек семье!

– Сестрица, глупая, на зов егойный отзывалась. Бегала, шо ни ночь, в чащобу… Я отцу доложила, да поздно ужо стало. Околдовал злодей горлицу. Ня спасли…

Хотелось помочь бабке, ощупью выуживающей из печи котелок и наливающей травяной вар в кружку, но ноги отказали. Бледное лицо, слепо таращившееся незакрытыми очами в небо, так и стояло перед Ивой. Подумать жутко, что