этой самодовольной сучкой Сарой, зожницей. Я как-то рассказывала о ней.

– О да.

– Так что это будет утомительно. Слушать ее восторги о чудодейственных свойствах ботвы швейцарского мангольда или какой другой травы.

Я рассмеялась.

– А кто же тебе нравится? – спросила я, ухмыляясь ребячеству собственного вопроса.

– Подруга, представь, никто! – всплеснула руками Джесс. – В моей личной жизни засуха.

– Как в Калахари, – добавила я.

– Точно. Даже как в Гоби, – поправила Джесс.

– Черт возьми, только не в Гоби! Ну нет же?

– Почти.

– Ну, тогда нам просто необходимо куда-нибудь сходить! – заявила я. – Мы уже сто лет никуда не выбирались, давайте соберемся все вместе и пойдем танцевать.

– Можно.

– Нужно! – крикнула я, хлопнув ладонью по столу. – Ну пожалуйста! Давайте запланируем. Пришла пора оторваться по-дикому. Когда мы в последний раз сходили с ума?

– Давненько, – сказала Джесс, приглаживая рукой свой конский хвост.

– Придумала! Мы должны пойти в «Веретено»!

«Веретено» – огромный ночной клуб на южном берегу реки, расположенный в здании бывшей текстильной фабрики. В клубе было четыре больших зала, каждый имел свое название, являющееся эвфемизмом к названию наркотика, который принимали посетители этого зала. Клуб открывался в 10 часов вечера и закрывался в 10 часов утра.

Джесс собрала наши тарелки и понесла их к раковине.

– А тебе не кажется, что мы уже староваты для него? – спросила она, начиная мыть посуду.

– Я сама помою, – запротестовала я. – Оставь их, подруга.

– Тогда я лучше пойду домой, любовь моя. Обожаю наши посиделки.

В коридоре мы обнялись на прощанье, и Джесс пообещала, что завтра пришлет мне несколько ссылок, где можно подать заявления о приеме на работу.

– Честно говоря, мне самой скучно до смерти. Найди мне какое-нибудь занятие.

Проводив Джесс, я налила себе бурбона со льдом и взялась разбирать последний нераспакованный чемодан. Съезжая с квартиры Фионы, в этот чемодан я сложила вещи с полок: шкатулку для украшений, деревянные подставки для книг в форме лебедей, пару фарфоровых безделушек, которые я купила на барахолке Портобелло, и несколько старых записных книжек. Я раскрыла первую, и мне в руку выскользнул браслет из ромашек, который Джем сделал для меня в тот день, когда я потеряла работу. Теперь он был едва узнаваем – засохший и бесцветный. Я подползла к корзине для бумаг, и браслет полетел с моей ладони прямо на дно. Почему-то он напомнил мне мертвых муравьев.

Напольные часы в прихожей пробили одиннадцать. Расположившись на полу, я просматривала записные книжки. Задержалась на стихах, которые, должно быть, я писала еще в Эдинбурге, – в одном упоминался Старый Город. Другое претендовало на элегию о моей юности. Я поджимала пальцы на ногах от стыда. Несколько последних страниц занимал рассказ, который увлек меня. Я полностью потеряла счет времени, все глубже и глубже погружаясь в каракули, запечатлевшие перипетии моего юного «самосознания».

– Привет! – донесся до меня возглас Генри.

Я вздрогнула так, что записная книжка чуть не выпала из моих рук.

– Извини – сказал он, появившись в дверях. – Я звал тебя, но ты не отвечала. Я увидел со двора, что свет горит, подумал, значит, не спишь.

– Который сейчас час? – спросила я, захлопывая записную книжку.

– Не знаю, где-то около половины первого. Что делаешь?

– Читаю свои старые опусы, – ответила я, бросая блокнот обратно в чемодан.

– Я вымотался, пойду спать.

– Хорошо. Как прошло?

– Нормально. Все в порядке.

– Куда ходили?

– Сначала в паб, а потом в бар в Сохо. – Генри заметно поморщился, а затем с усилием сглотнул.

– Перебрал немного?

– Немного.

Пошатываясь, он прошел в спальню. Я последовала за ним, наблюдая, как он на ходу снимает пиджак и галстук, и продолжила допрос.

– Ну и кто был?

– Я.

– А еще?

– Том.

– И все?

– Потом Расти пришел.

– Круто.

– А, я видел Дила на улице, – щелкнув пальцами, добавил Генри так, будто эта деталь неожиданно всплыла в его памяти.

– Что?

– Мы столкнулись на улице, что весьма странно, ведь это Лондон.

– Ты поговорил с ним? Спросил, какого черта он не отвечает на мои звонки?

– Мы так, очень коротко перебросились.

– О чем?

– Да не помню, просто «привет» и «пока». Он направлялся в какой-то клуб.

– В какой клуб?

– Откуда я знаю? – Генри рухнул на кровать. – Джони, мне нужно поспать, завтра на работу.

– Об этом надо было думать, когда бухал до часу ночи.

– Фу, не будь занудой. Тебе это не идет.

Я развела руками, но продолжила допрос, смягчив тон.

– С кем он был?

– Блядь, – простонал Генри. – Ты просто одержима им.

– Совсем нет.

– Да, черт возьми, одержима! И это тебе вредит. Почему он шляется по улицам в невменяемом состоянии посреди рабочей недели?

– То же самое и у тебя можно спросить.

– Отвали, я не виделся с друзьями несколько месяцев. Я могу себе позволить выпустить пар.

– Ну, может быть, Дил тоже выпускает пар.

– Ну да, конечно, – пробормотал Генри, уткнувшись в подушку. – Перегрелся от великих трудов. Закипел от своих демонов.

– Как ты можешь так говорить? Ты же знаешь, что случилось с его братом.

– Блядь, двадцать лет назад, Джони! Когда ты поймешь это? Дил токсичен.

– Не надо так.

– Как скажешь. Все, я спать.

Хмель еще не выветрился из меня. Я подошла к туалетному столику, где была разбросана моя косметика, быстро расчесала волосы, слегка подвела глаза и схватила телефон.

– Я ухожу, – бросила в сторону Генри, выходя из комнаты.

Он не ответил. Возможно, уже спал.

Разношерстная публика толпилась у входа в ночные клубы в надежде попасть внутрь: девушки в откровенных платьях, трансвеститы в еще более откровенных нарядах. Я пошла вниз по Олд-Комптон-стрит и отправила Дилу сообщение.

ПОЗВОНИ ПРЯМО СЕЙЧАС. СРОЧНО.

Проходя мимо гей-клуба «Корабль», я посчитала, что в это время здесь будет самое безопасное место, чтобы выпить в одиночестве. Я зашла и заказала «Ред булл» с двойной водкой, а потом еще одну порцию вдогонку. Здесь я была невидимкой, и мне это нравилось – сидеть за барной стойкой и снисходительно подслушивать чужие разговоры. Рядом со мной, прильнув друг к другу, сидела парочка. Я едва могла разобрать их голоса, пробивающиеся поверх ремикса Дайаны Росс.

– Все же это меня пугает, – сказал один, что выглядел выше ростом.

– Меня тоже, – поддержал другой.

– Но я слышал, что когда мы перестаем есть красное мясо, то наш организм выбрасывает в атмосферу углекислого газа так мало, что по эффективности это даже превосходит отказ от автомобиля.

– Ох, дорогуша, я стал веганом много лет назад, задолго до того, как у тебя появился член.

Позвонил Дил.

– Алло? – раздалось в трубке, как будто это