– По-моему, вы на нее возводите напраслину, Марья Михайловнаочень хорошо к вам относится, всегда так уважительно отзывается. Между прочим,когда вас посадили, она жутко переживала, собиралась передачу отнести…

– Что же ей помешало? – жестко поинтересовался Павел.

– Так ведь у нее инфаркт!

Тихо насвистывая, хозяин пошвырял в дорожную сумку кое-какиевещи и протянул мне ключи, незаметно перейдя на «ты». Я восприняла это какдолжное.

– На.

– Что это.

– От тещиной квартиры, езжай туда, забери баксы и отдай заКристину.

– Но…

Павел глянул на меня тяжелым взглядом:

– Недосуг мне тут с тобой болтать, доллары эти никомурадости не принесли, пусть хоть ребенка спасут. Искренне надеюсь, что они там,хотя…

– Что?

– Съезди и посмотри, а мне пора.

– Куда ты теперь? – поинтересовалась я.

– На дно, – ответил Павел, – спрячусь временно, а тамподумаю.

– Есть где жить?

– Пока нет.

Я вздохнула:

– Тогда пошли.

– Куда?

– К нам.

– Смеешься, что ли? Да у тебя мужик мент!

– Откуда ты знаешь? – удивилась я.

– Я похож на идиота? Пустил в дом к своему ребенкуучительницу и ничего не узнал о ней? Нет уж, я собрал о тебе справочки.

– Тогда поехали к Алке Барсуковой, она спрячет.

Павел недоверчиво посмотрел на меня:

– Почему?

– Потому, что я попрошу.

– Денег много возьмет?

– Ни копейки, давай, шевелись, самое надежное место, тамтебя никто никогда искать не станет.

Мы поймали такси.

– Воропаевская улица, – велела я.

– Эта Алка дома?

– Дома.

– Точно?

– Сто процентов.

– Одного не пойму, – сказал через пару минут Павел, – отчеготы не в ментовку побежала, а стала мне помогать.

Я хмыкнула:

– У меня папашка – бывший вор, правда, теперь, как говорят,«твердо стал на путь исправления», много раз судился и срок мотал. Так что я –дочурка блатного, как же своему не помочь!

Павел ухмыльнулся:

– Ври больше, нет, скажи, почему?

– Не похож ты на наркобарона, уж извини, и потом, ты всегдатакой приветливый был со мной, куртку подавал… И еще Никитку дико жаль, Ленаумерла, отец в тюрьме… Ну не знаю почему, отвяжись, бога ради! Муж у меня ивпрямь майор. Очень хорошо от него знаю, какие порядки в СИЗО. Вот только дамтебе совет. Как в себя чуть придешь, иди к нему на Петровку и все расскажи. Ятебе гарантирую: он честный, умный, он во всем разберется.

– Никогда наркотой я не баловался, – тихо ответил Павел, –прямо обалдел, когда менты в квартиру ворвались и «герыч» под матрасом нашли, вмоей спальне, целых двести граммов.

– Может, Лена приторговывала?

– Да ты чего? – возмутился Федулов. – Зачем ей! Знаешь,сколько она в месяц сшибала! Нет, его кто-то подложил, но кто?

Я промолчала, в голову пришла одна мысль, но озвучивать еепри вдовце не следует. Вдруг у Леночки имелся любовник, решивший таким образомизбавиться от законного муженька?

Возле квартиры Барсуковой я велела Павлу:

– Ничему не удивляйся, – и позвонила.

Послышался бодрый перестук, дверь распахнулась, и показаласьАлла, стоящая на костылях, пустая штанина была пришпилена к поясу английскойбулавкой.

– Вилка! – завопила Барсукова. – Почему не предупредила, ябы ногу прицепила! Эй, Катька, Анька, готовьте чай, Ванька, беги на проспект затортом, Женька, разгреби на кухне.

Мы сняли куртки. По коридору туда-сюда засновали дети спакетами, кульками и банками.

– Ну вы раздевайтесь, мойте руки, – радовалась Алка, –сейчас я вернусь.

Ловко опираясь на костыли, она исчезла в глубине квартиры.

– Сколько тут детей! – ошарашенно сказал Павел.

– Только пять, – ответила я, – правда, еще три собаки, кошкада дико зловредный попугай, может здорово в макушку клюнуть, если придешься неко двору.

– С ногой-то у нее что?

– Рак костей.

Павел поперхнулся.

– Рак?! Сколько же ей лет?

– Тридцать восемь. Да не переживай, ногу ей ампутировалидавно, еще в детстве, Алке лет десять было. Сказали, полгода кряхтеть осталось.Только надо Барсукову знать, она докторам фигу показала и живет себевеликолепно, детей нарожала.

– Она замужем? – мужик никак не мог прийти в себя.

– Сейчас нет.

– А была?

– Ага, четыре раза.

– Ну чего стоите, как дурак на именинах, – заоралаБарсукова, – топайте сюда.

Мы вошли в просторную кухню, и я приказала:

– Так, слушайте меня! Это Павел, но его здесь нет и никогдане было, я никого не приводила.

– Отлично, – сказала Алка, – не было и не надо. Пустьугловую комнату занимает.

– Так там же Лешка живет?!

– Уже нет, – хихикнула десятилетняя Катька, – она еговыгнала.

– За что?

– Он ей сказал, что Женька слишком много ботинок рвет, –наябедничал девятилетний Ванька.

– А Алка взяла его чемодан, – заржала одиннадцатилетняя Аня,– и в лестничный пролет спихнула. Шуму было! Словно бомба разорвалась. А Лешкакак скажет!!!

– Эко диво! – ухмыльнулась я. – Могли и привыкнуть, что матьзапросто всех сгрызет, кто вас, дурачков, обидит!

– Чисто гиена, – вздохнул Женька, – Лешка-то ничего был.

– Другой найдется, – отмахнулась Алка.