Она умолкла, яростно почесала голову, заросшую светлыми, каксолома, волосами.

– Да уж, что было, то было. Вот что я тебе скажу: изтех, что со мной в приюте сидели, уж никого в живых не осталось. Двухпоследних, Овена и Абеля, прикончили несколько дней тому кнехты господинаФулько. Абель сдался, как и я, но его все равно зарубили, хоть он меч бросил.Меня пощадили. Не думай, что по доброте душевной. Нет, меня на плацу ужекрестом раскладывали, но тут примчался офицер и не допустил потехи. Ну а отэшафота ты меня упас…

Она на минуту замолчала.

– Ведьмак?

– Слушаю.

– Я знаю, как отблагодарить. Если только захочешь…

– Ну?

– Пойду взгляну, как там с лошадьми, – быстросказал Кагыр и встал, заворачиваясь в плащ. – Прогуляюсь немного… поокруге…

Девушка чихнула, потянула носом, кашлянула.

– Ни слова больше, Ангулема, – опередил еепо-настоящему злой, по-настоящему устыдившийся, по-настоящему смутившийсяГеральт. – Ни слова!

Она снова кашлянула.

– Ты действительно не хочешь меня? Ни капельки?

– От Мильвы ты уже получила ремнем, соплячка. Еслинемедленно не замолкнешь, получишь добавку от меня.

– Все, молчу.

– Послушная девочка.

В склоне горы, поросшем худосочными и кривыми сосенками,зияли дыры и ямы, прикрытые или обшитые досками, соединенные мостками,лесенками и лесами. Из дыр торчали опирающиеся на скрещивающиеся столбыпомосты. По некоторым бегали люди, толкающие тележки и тачки. Содержимоетележек и тачек – которое на первый взгляд казалось грязной, перемешанной скамнями землей – сваливали с помостов в большое четырехугольное корыто, вернее,в набор постепенно уменьшающихся, перегороженных досками корыт. По корытам постояннои шумно текла вода, подводимая с лесистой возвышенности по опирающимся наневысокие крестовины деревянным желобам. И таким же образом выводимая вниз, кобрыву.

Ангулема слезла с лошади, дала знак Геральту и Кагырусделать то же. Оставив лошадей у изгороди, они направились к постройкам, увязаяв грязи, скопившейся вдоль неплотно сбитых желобов и труб.

– Промывка железной руды, – сказала Ангулема,указывая на приспособления. – Вот оттуда, из шахт рудника, вывозят добычу,выгружают в корыта и смачивают водой, которую берут из ручья. Руда оседает наподдонах, оттуда ее выбирают. Вокруг Бельхавена множество рудников и такихпромывочных. А руду везут в долину, в Маг Тургу, там расположены печи иплавильни, потому как там больше лесов, а для выплавки нужны дрова.

– Благодарю за лекцию, – кисло прервалГеральт. – Мне доводилось в жизни видеть несколько рудников, и я знаю, чтоименно необходимо для выплавки. Когда ты наконец скажешь, зачем мы сюдаприехали?

– Чтобы поговорить с одним моим знакомцем. Здешним штайгером.Пошли за мной. Ха, да вот он! У столярной мастерской. Пошли.

– Краснолюд?

– Ага. Его зовут Голян Дроздек. Он, как я сказала…

– …здешний штайгер. Это-то ты сказала, а вот о чемсобираешься с ним поболтать, сказать забыла.

– Гляньте на свои сапоги.

Геральт и Кагыр послушно глянули на обувь, испачканнуюшламом странно красного цвета.

– У полуэльфа, которого мы ищем, – опередилавопрос Ангулема, – во время разговора с Соловьем была точно такая жегрязюка на гамашах. Улавливаете?

– Теперь да. А краснолюд что?

– Не заговаривайте с ним вообще. Переговоры я беру насебя. А вас он должен считать теми, которые не болтают, а работают мечами.Сделайте грозные мины.

Делать грозные мины не понадобилось. Одни изприсматривавшихся к ним горняков быстро отводили глаза, другие замирали,раскрыв рты. Оказавшиеся у них на пути спешили уступить дорогу. Геральтдогадывался почему. На лице Кагыра и его собственном все еще были видны синяки,кровоподтеки, царапины и припухлости – красочные следы драки и порки, которуюучинила им Мильва. Так что выглядели они людьми, обожающими давать по зубамдруг другу, а уж чтобы дать по морде третьему, их долго упрашивать не былонужды.

Краснолюд, знакомец Ангулемы, стоял у домика с табличкой«Столярная мастерская» и выводил что-то на щите, сколоченном из двухоструганных досок. Увидев приближающихся, он отложил кисть, отставил банку скраской, глянул исподлобья. На его физиономии, которую украшала заляпаннаякраской борода, возникло удивление.

– Ангулема?

– Как дела, Дроздек?

– Это ты? – Краснолюд раззявил скрывающийся подбородой рот. – Это, что ль, верно ты?

– Нет. Не я. Воскресший пророк Лебеда! Ну, спроси еще очем-нибудь, Голян. Что-нибудь другое. Поумней. Для разнообразия.

– Не шути, Светлая. Я уж тебя увидеть не ожидал больше.Был тут пяток дней тому Мулица, говорил, сцапали тебя и на кол насадили вРидбруне. Клялся, что не врет.

– Все ж какая-никакая, а выгода, – пожала плечамидевушка. – Ежели теперь станет Мулица у тебя под свою честность деньгипросить и клясться, что вернет, так ты будешь знать, чего его клятвы стоят.

– Я это и без того давно знал, – ответилкраснолюд, быстро моргая и шевеля носом совсем как кролик. – Я б ему ишелонга ломаного не одолжил, хоть он усрись и землю жри. Но тому, что ты жива ицела, рад, рад. Эй, а может, по такому случаю и ты мне долг отдашь?

– Не исключено. Вполне даже может быть.

– А кто ж это с тобою, Светлая?

– Добрые други.

– Ну, морды… А куда ж боги ведут?

– Как обычно, куда глаза глядят. – Ангулемапроигнорировала испепеляющие взгляды ведьмака, втянула носом щепотку порошка,остальное втерла в десну. – Нюхнешь, Голян?

– Пожалуй. – Краснолюд подставил руку, втянулносом подаренную щепоть наркотика.

– Если по правде, – продолжала девушка, – тодумаю в Бельхавен податься. Не знаешь, Соловей с ганзой не там ли, к случаю,залег?

Голян Дроздек наклонил голову.

– Тебе, Светлая, надобно Соловья избегать. Разозленныйон, говорят, на тебя, как та еще росомаха, когда ее в зимнюю пору разбудить.

– Жуть! А если до него весть дошла, что меня на острыйкол парой лошадок натянули, у него сердце не помягчало? Не пожалел? Слезинки необронил, бороденки не обсопливил?