Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Меня интересуют те люди, которые продали вам двекартины тех самых голландских художников. Мне необходимо с ними побеседовать. Икак можно скорее.
— Могу я спросить…
— Не можете! — твердо оборвал ее Легов. — Небудем тратить время. Я — занятой человек.
— Что ж.., я знаю только посредника… Попробуйте егонайти… — она протянула Легову квадратик с номером телефона.
— Вот еще незадача! — нахмурился он. — Этоусложняет дело… Вот что, позвоните ему сами и узнайте все! С вами, я думаю, онбудет более разговорчив.
Выпетовская не шелохнулась, и Легов понял, что она не изтех, кто просто так будет выполнять чужие приказы, даже сейчас, в сложномположении.
— Думаю, что смогу быть вам полезен вдальнейшем, — сказал он, протягивая свою визитку, я, видите ли, сейчас непо прежней части, но связи-то остались.
Она подняла брови, прочитав на визитке магическое слово«Эрмитаж», и посмотрела пристально. Затем набрала номер телефона.
— Павел Казимирович! — голос звучал почтивесело. — Ну-ка, быстренько расскажите мне все координаты ваших ребят —ну, тех самых, шустреньких…
— Как, и вам они тоже понадобились? — голос уПшибышевского был какой-то придавленный.
— Я жду! — рявкнула мадам, и Пшибышевский послушнопродиктовал контактный телефон, присовокупив, что больше ничего про ребят незнает, и для пущей убедительности поклялся старенькой мамой.
Номер, разумеется, был отключен. Легов подумал немного уже вмашине, а потом велел водителю ехать к Эрмитажу. Но не к служебному входу, а кнабережной, где дождь уже прошел, и на весеннем солнышке расположилисьхудожники со своими специфическими творениями.
Город Санкт-Петербург издавна богат художественнымиресурсами. Этому способствует месторасположение города — на берегу широкойНевы, с множеством живописных речек и каналов, пересекающих город. Центр городаудивительно красив — прямые как стрела улицы, огромные площади, великолепныедворцы, чугунные резные решетки… Недаром Петербург называют Северной Венецией,а красивее Венеции, как известно, нет города в Европе.
Привлекают художников летние ясные дни, когда солнце пляшетв старинных розоватых стеклах дворцов, и веселые облака отражаются в синей водеНевы, и купола соборов и церквей обжигают глаза золотым блеском.
Или белой прозрачной ночью Нева едва плещет, закованная всерый гранит, «мосты повисли над водами.., и светла адмиралтейская игла…», какгениально выразился классик.
Наполнен город художниками, едва ли не на каждом углу вцентре сидят зимой и летом люди с задубевшими, как у рыбаков и матросов, лицамии хватают прохожих за руки, предлагая нарисовать портрет дочки, внучки илилюбимой собачки.
На небольшом пятачке на Невском, возле лютеранской церкви,расположились те, кто не рисует, а продает. Картины в основном похожиеакварельки с видами города, неизбежные букеты сирени, алые маки, киноактеры,собаки и кошки в разных позах…
Но возле Зимнего дворца публика иная. Здесь торгуют копиями.Причем исключительно тех картин, которые можно видеть в Эрмитаже. Расчет тутпростой.
Погулял турист по мировому музею, поглядел на картины, арядом — копия, да недорого, вот люди и соблазняются, берут на память. Вот тебемадонны Леонардо выстроились в ряд, вот камеристка Рубенса, вот розовощекиедевушки Ренуара, вот Ван Гог, а вот молодой человек Рембрандта (кружевнойворотник и шляпа).
Вся эта компания была Легову хорошо знакома по долгу службы.Несмотря на то что художники — люди творческие, а, стало быть, безалаберные,вся компания на набережной Невы была подчинена строжайшей дисциплине — иногоЛегов бы не потерпел. Заведовал творческим содружеством некто Владимир, имевшиймилую фамилию Ряпушкин. Он строго следил за порядком, чтобы художники нетолпились возле работ, а со временем просто нанял нескольких продавцов, которыек тому же знали два-три языка, поскольку клиент попадался исключительно иностранный.
Ряпушкин имел внешность самую располагающую, обаятельнуюулыбку, и хоть возраст его уже подходил к пятидесяти, все звали его простоВовой.
Вова Ряпушкин ввел узкую специализацию одни художники, кпримеру, копировали только импрессионистов, другие — исключительно титановитальянского Возрождения, третьи — малых голландцев. Специализация введена быладля облегчения нелегкого творческого труда, ибо по закону никак нельзя былопросто так прийти с мольбертом и расположиться в залах Эрмитажа возле нужной картины.За право копирования требовалось заплатить руководству музея большие деньги.Если солидный клиент заказывал полюбившуюся работу и готов был заплатитьсколько спросят — Вова испрашивал разрешение на копирование по закону. Обычноже люди покупали самые известные вещи, так что если художник уже нарисовал,допустим, таитянок Гогена двенадцать раз, то на тринадцатый ему и не нужновидеть перед собой оригинал, рисуя новую копию.
Машина остановилась возле группы с картинами.
— Володя где? — крикнул Легов в окно.
Впрочем, Ряпушкин и сам уже торопился к машине, зная, чтотакой солидный человек, как Легов, по пустячному поводу беспокоить не станет.
— Тут у тебя столько народу толчется, не знаешь литаких парней — Стасика и Васика? — спросил Легов. — Один такой лохматый,с бородкой, волосы светлые…
Ряпушкин спрятал подозрительно блеснувшие глаза, но Леговуже все понял:
— Знаешь их? Говори, как найти!
— Ну-у, — протянул Вова, — а что мне за этобудет?
— Слушай, это не шутки! — разозлилсяЛегов. —Дело государственной важности, а ты тянешь…
— Про то, что у вас внутри творится, знать ничего незнаю! — отмахнулся Ряпушкин. — Мне бы со своими делами разобраться!
— Что надо? — прямо спросил Легов, сообразив, чтоРяпушкин твердо настроился цыганить и тянуть резину.
— Разрешения на пять копий! — бухнул тот с ходу,как в воду холодную кинулся.
Как уже говорилось, несмотря на безобидную внешность,Евгений Иванович Легов был крут, шутить с ним мало кто решился бы. Но посравнению с пропажей «Ночного дозора» Ряпушкин просил так мало — всего лишьвыполнить бесплатно копии с пяти картин…
— Три! — решительно отрубил Легов.
— Согласен! — Ряпушкин рассчитывал на меньшее,поэтому даже обрадовался.
В дальнейшей беседе выяснилось, что Стасик и Васик —личности Вове Ряпушкину известные. Один из парней — он точно не помнит ктоименно — неплохо владеет кистью, вроде бы раньше учился в Академии художеств,но там случилась некрасивая история — пропала картина из музея при Академии.Потом воров поймали, но Стасика (или Васика) к тому времени уже выперли поподозрению в краже, в числе нескольких студентов. Стасик (или Васик), надосказать, не слишком огорчился, подвизался некоторое время в галерее наПушкинской, вроде бы даже у небезызвестных «митьков», видели его в арт-кафе наМалой Морской, потом поработал он на Ряпушкина, но недолго, посколькувыяснилось, что копиист парень, может быть, и неплохой, но совершенноотсутствует у него чувство дисциплины. Пару раз заставали его коллеги за мелкимхудожественным хулиганством, а именно: книга, которую на его копии держит передсобой евангелист Лука, вовсе не Библия, а Устав Коммунистической партииСоветского Союза, либо же на портрете Гойи у женщины в кружевной мантилье в ухеоказывалась сережка в виде металлического черепа, которую носят рокеры и байкеры.А один раз разобиженный клиент вернул «Любительницу абсента» Пикассо, потомучто перед ней на столе лежал мобильный телефон последней модели.