Но было видно, что он нисколько не обиделся, и вообще, емунаплевать, что о них с другом подумают.

— Так на кого она похожа? — настаивал Легов.

— На женщин Рембрандта! — выпалил Васик. ЕвгенийИванович Легов не был творческой личностью, при его профессии это бы здоровопомешало. Но, работая последние годы в Эрмитаже, он все же не совсем был далекот искусства, а посему не стал махать рукой на наблюдения Васика, а отнесся кним с должным пониманием.

— Ну вот что, — сказал он, подходя ближе и снеудовольствием наблюдая, как Анатолий, растерянно крутя головой, сидит на полувесь в гипсовой пыли, — вы мне еще понадобитесь, так что из города —никуда. И вообще, кончайте вы эту самодеятельность, попадетесь ведь рано илипоздно. Или вляпаетесь в серьезную историю, вот как сейчас.

Во время этой речи Васик ел Легова не правдоподобно честнымиглазами, а Стасик краснел и опускал длинные, как у девушки ресницы.

Анатолий встал, пошатываясь и потирая затылок, — емуздорово попало гипсовой статуей.

— Ну это же надо… — бормотал он, направляясь к двери.

— Зевать по сторонам не надо, — ворчливо заметилЛегов, — а то разинул варежку вон, как эти! он махнул рукой в сторонупанно.

Едва за ними закрылась дверь, Стасик переглянулся с Васиком.Оба поняли друг друга отлично, никаких слов им не понадобилось, и Стасик,крутанувшись на босой пятке, исчез из комнаты, чтобы появиться через две минутыполностью одетым, с небольшим рюкзачком за плечами. Васик за это время собралкое-какие ценные вещицы в большую матерчатую сумку, после чего осторожно,стараясь не скрипеть, приподнял старую оконную раму. Стасик послушал у двери,остался удовлетворен и махнул рукой приятелю, тогда тот полностью открыл окно.Сам же он нагреб в мусорное ведро остатки разбитой гипсовой статуи и подвесилведро над входной дверью, с тем чтобы оно обязательно ударило всякого входящегопо лбу, после чего удовлетворенно ухмыльнулся и скользнул вслед за Васиком вокно.

Как уже говорилось, этаж был последний, так что окнамастерской выходили на крышу соседнего, вплотную стоящего дома. Стараясь негреметь кровельным железом, приятели перебежали по ней и спрыгнули на соседнююкрышу. Та была покатой, так что пришлось двигаться медленнее, зато одна стена домауже несколько лет стояла в лесах, что, конечно, было очень удобно. Приятелиспустились по лесам в соседний двор, выскочили в переулок, который упирался взабор маленькой фабрички. Что на ней когда-то изготовляли, не знал уже никто,но в проходной сидел сторож, и ворота были закрыты.

Васик махнул сторожу рукой, тот покивал в своей стекляннойбудке, приятели заскочили на территорию и открыли двери большого гаража. Васиквывел оттуда огромный и блестящий «Харлей Дэвидсон», Стасик вытащил два шлема.Через секунду роскошный мотоцикл уже выезжал в открытые сторожем ворота,взревел мотором и пропал из виду вместе с седоками.

Легов страшно недовольный спускался по лестнице. Приходилосьсдерживать шаг, потому что Анатолий, тащившийся сзади, все время отставал, жалуясьна головокружение и боль. Внизу, при выходе из подъезда, Легов едва нестолкнулся в полутьме с кем-то. Человек был одет во все черное, и дажепрофессиональный взгляд Легова не смог рассмотреть, как следует, его лицо. Нето оно молодое, не то старое, не то широкое, не то узкое, глаза вроде темные, аможет и светлые…

На один миг лицо это показалось Легову удивительно знакомым,однако они разошлись, и Легов так и не вспомнил, где он видел это лицо. Человекнеторопливо поднимался наверх, на шестой этаж, где, надо сказать, никто его ужене ждал.

— Вы слышали, Старыгин? — в голосе Леговаслышалась не слишком скрываемая неприязнь, однако он сам решил позвонить,исключительно для пользы общего дела. — Эти два мелких ворюги утверждают,что в деле с похищенной картиной замешана какая-то женщина — скорее всегорусская, по имени Маргарита, но имя может быть фальшивое. Полная блондинка сочень белой кожей, молодая… Знает несколько языков, по некоторым ихпредположениям, живет и работает в Амстердаме. Вам ни о чем не говорит моеописание?

— Да-да… — рассеянно ответил Старыгин.

Перед глазами его встало лицо с молочно-белой кожей и нежнымрумянцем, светлые волосы, плавный поворот головы и запах ее духов едва слышныйаромат весенних цветов…

— Старыгин! — надрывался Легов. — Вы меняслышите? Где вы встречали эту женщину?

— Да-да, — невпопад ответил Дмитрий Алексеевич.

Конечно, это она, его соседка по самолету! А потом он виделее в баре гостиницы, но не узнал, отвлекся погоней за первым двойником. Анаутро, когда узнал, что того убили, встреча выпала у него из головы. Иразумеется, это с ней он столкнулся по прибытии во Флоренцию в том крошечноммагазинчике возле гостиницы! И постеснялся подойти, а нужно было забыть оприличиях, схватить ее за руку и спросить, отчего она все время попадается наего пути?

— Я буду это иметь в виду! — сказал он Легову ипоскорее отсоединился.

От волнения на лбу Старыгина выступили мелкие бисеринкипота. Он полез в карман за платком, и тут в руку ему попал мятый картонныйпрямоугольник.

Он вытащил его из кармана, поднес к глазам…

Это была карта Таро.

Та карта, которую он подобрал в подвале под часовней натерритории монастыря Сан-Марко.

Потертая, залоснившаяся от долгого употребления, но все ещеяркая и выразительная.

Из узорных, декоративных облаков в верхней части картывыглядывал кудрявый юноша в красной одежде, с синими крыльями за спиной изолотой трубой возле губ. Судя по всему, это был архангел, трубными звукамивозвещающий день Страшного Суда. Впрочем, старинный рисунок был выполнен такусловно и наивно, что можно было подумать, будто крылатый юноша пьет из узкогогорлышка золотистое вино.

В нижней части рисунка из адского пламени поднималисьуродливые костлявые тела — спешащие на Страшный Суд грешники.

Двадцатый Аркан.

Страшный Суд, или Воскресение из мертвых.

Старыгин вспомнил строки из старинного манускрипта:

«Буква этого Аркана — реш, число его — двести, тайноезначение в книге Сефирот — Голова человека, в каббале суть его — Вечная Жизнь,в алхимии — Духовное Возрождение, в астрологии знак его — Сатурн… Аркандвадцатый есть учение о воскресении из мертвых, о великом переломе в бытиичеловека, об обретении им истинной жизни…»

— Откуда у тебя эта карта? — поинтересоваласьКатаржина.

— Я нашел ее сегодня в монастыре, — короткоответил Старыгин, предпочитая не углубляться в подробности.

— И какой смысл ты вкладываешь в нее?

— Меня удивляет одна вещь… — проговорил Старыгин,разглядывая карту. — До сих пор такие послания я получал, когда находилубитым соответствующего данной карте двойника. Но двадцатому Арканусоответствует, насколько я понимаю, Якоб Дирксен де Рой, импозантный гвардеец,заряжающий аркебузу на первом плане картины. А его двойник пока жив.., точнее,мы пока не нашли его труп.